Я вспомнил, что во время Второй мировой войны американский агитационный лозунг был: «Uncle Sam Needs You!» («Дядюшка Сэм нуждается в тебе!»), а в Советском Союзе: «Родина-мать зовет!». Это взывало к чувству патриотизма. Все было просто и ясно.
Вспомнив это, я спросил офицеров, не беспокоит ли их, что они должны представлять службу в армии как карьерную возможность и в качестве основной приманки предлагать новобранцам солидное денежное вознаграждение. Повисла длинная тяжелая пауза. Наконец сержант сказал: «Хорошо, что сегодняшние дети другие. У них больше возможностей».
— Значит ли это, что патриотизма стало меньше, чем раньше? — спросил я.
Смущение. И ответ: «Нет, все еще достаточно патриотизма».
Я повернулся к одному из новобранцев.
— Почему ты идешь в армию?
— Я хочу сделать карьеру офицера полиции, здесь я получу отличный тренинг.
Другой:
— Я подписал контракт, чтобы служить моей стране.
Еще один новобранец, с большими темными глазами, говорил с акцентом. Он сказал, что он из Пакистана. Он не был американским гражданином, но сказал, что пришел в армию, так как ему «нравится Америка и он верит в то, что она делает в мире».
— Как я понимаю, служа в армии, неграждане Америки надеются получить гражданство.
— Для меня это не так важно, — ответил он. — Я планирую получить гражданство и без службы в армии.
Я внимательно посмотрел на него и поверил.
Я напомнил офицерам о скандале 2005 года, когда в прессе появился материал о приеме в ряды армии криминальных и умственно отсталых людей. Не хотели бы они обрисовать ситуацию?
Они ничего не слышали о таких случаях.
— Позвольте спросить вас еще об одном. Вот ваш агитационный слоган «Один — это армия!». Но ведь каждый знает, что военная служба — это исключительно командная работа, связанная с верностью группе, готовностью пожертвовать своей жизнью ради другого. Кого-то из вас волнует, что армия вербует ребят с помощью обмана?
Долгая пауза. Чьи-то глаза уставились на меня, остальные смотрели друг на друга. Затем тот сержант, что отвечал на вопросы чаще, чем другие, сказал с победной улыбкой: «Ну что же, наша работа в том и состоит, чтобы объяснять, что этот девиз на самом деле значит: «Одна группа — одна команда».» Я поглядел на него и почему-то не поверил тому, что он сказал.
Артем зашел в комнату, чтобы задать несколько вопросов. Он сказал, что воевал в Афганистане. Сочувствовал ли он американским солдатам? Да, потому что то, с чем они сталкивались на афганской войне, было ужасно, это было за пределами добра и зла. И он желал им живыми выбраться из этого кошмара. Желал скорее не как солдат, а как нормальный человек другому такому же человеку.
Наблюдая их реакцию на его слова, я подумал, что тогда была в разгаре «холодная война». Большинство американцев были уверены, что такие люди, как Артем, воюют на стороне противника. Они считали его врагом, хотели убить его. Теперь мы, американцы, воюем с теми, с кем воевал Артем.
Я смотрел на него и на юных американских солдат, раздумывая о том, насколько похожи и одновременно не похожи наши страны и как это можно, чтобы люди, бог весть во имя чего, уничтожали друг друга. Я понимал, что мой пацифизм не будет понят многими. Ведь на той войне, о которой говорил Артем, люди сражались и умирали с честью, абсолютно уверенные в том, что правы.