– Что-то случилось? – спросила я его с искренней озабоченностью.
– Да нет, ничего, просто… мать очень решительно настроена отчислить Андрея, как я ее ни уговаривал передумать. – Он бросил на меня быстрый виноватый взгляд. – Я понимаю, что он виноват и поступил с тобой ужасно, но он – мой лучший друг. Прости... Он, конечно, заслужил наказание, но зачем сразу исключать?
Я пожала плечами.
– Извини, Ярик, но у меня никак не получится ему посочувствовать.
– Да понимаю я. И мне теперь хоть разорвись…
До школы мы добрели в молчании. Я не винила Ярика – годы дружбы из-за малознакомой девчонки не вычеркнешь. Наоборот, мне и раньше не по себе становилось при мысли, что у них испортились отношения. Но сама я испытывала к Исаеву только злость и горькое разочарование.
А в классе все только и говорили о предстоящем педсовете. Парни сокрушались: да как так-то? Девчонки буквально повторяли вчерашние высказывания своих родителей: давайте выступим все вместе в его защиту! Она ведь сама к нему липла, сама туда притащилась, всё сама…
Меня же испепеляли ненавистными взглядами и шипели вслед: приперлась, крыса…
Ярик, хоть ни с кем и не общался, и меня, слава богу, не винил, но тоже сидел с поникшим видом.
Ну а сам Исаев держался так, будто ему вообще плевать на всё. Впрочем, я старалась особо на него не смотреть.
На четвертом уроке я отпросилась у Вероники Владленовны выйти. И спустя минуту вслед за мной в уборную влетела Черемисина.
– Ну что, Хацапетовка, поговорим с глазу на глаз? – Она дернула дверь моей кабинки.
Если она там одна, то почему бы и не поговорить? Только я собралась выйти, как по звуку и по дрожанию двери поняла, что Черемисина пропихнула что-то в ручку. Скорее всего, швабру.
Я отодвинула защелку, но дверь кабинки не открывалась. Я толкнула посильнее – без толку.
– Можешь не ломиться. Лучше посиди подумай о том, что бывает со стукачами. Потому что если Исаева исключат, то тебе не жить, крыса.
– Дверь открой! Быстро!
– Вчера тебя не тронули только потому, что он за тебя вписался. А когда его не будет, а? Никто нас тогда не остановит. Так что молись, убогая!
– Дверь открой! – повторила я громче. – И скажи мне всё это в лицо.
– Ага, сейчас же. И не подумаю. Тебе тут самое место. Не переживай, я скажу в классе, что ты на толчке застряла. Диарея, все дела...
Черемисина ушла, я слышала, как хлопнула дверь уборной.