Потянувшись вперед, сталкиваюсь с его губами, забираюсь сверху, обхватывая его бедра и попой чувствую, насколько он возбудился. Стону ему в рот, благодарная за выбранный способ отвлечь.
— Мне кажется, я подсела на тебя, — бормочу, обхватив его голову, и нетерпеливо дергаю, пока Миллер не усаживается. Обнимаю его ногами за талию, а он сжимает руками мою попу, притягивая меня ближе, пока мы продолжаем жаркий медленный танец языков.
— Хорошо. — Он прерывает поцелуй и слегка наклоняет меня назад, чтобы дотянуться до ящика с презервативом. — У тебя скоро должны начаться месячные, — замечает он, и я киваю, протягивая руку, чтобы помочь; забираю у него пакетик и разрываю, так же страстно желая приступить к преклонению, как и Миллер. — Отлично. Тогда мы сможем избавиться от этого.
Натянув на него презерватив, я приподнимаюсь. Миллер закрывает глаза и направляет член к моему влажному входу. Я опускаюсь вниз до самого основания.
Издаю хриплый и низкий стон удовлетворения. Наше воссоединение отгоняет прочь все неприятности, не оставляя места ни для чего кроме нескончаемого удовольствия и неугасающей любви. Он замирает глубоко внутри, я откидываю голову назад и в поисках опоры впиваюсь ногтями в его крепкие плечи.
— Двигайся, — умоляю, прижимаясь к его бедрам, а дыхание прерывается от желания.
Миллер тянется к моему плечу и зубами мягко его покусывает, начиная аккуратно меня направлять.
— Как ощущения?
— Лучше и представить сложно.
— Согласен. — Поднимая вверх бедра, он прижимает меня ближе, доставляя удовольствие нам обоим. — Оливия Тейлор, я чертовски сильно тобой очарован.
Размеренный ритм, невыносимо восхитительный, медленно и немного лениво приводит нас к взрыву. Удовольствие накатывает волнами: вот я хнычу и задыхаюсь, прикасаясь клитором к его паху, затем тело расслабляется, но ненадолго, чтобы вновь вознестись на чудесную вершину наслаждения. Знающий взгляд говорит о том, что он делает это специально, а его томное моргание и приоткрытый рот только усиливают отчаянное состояние.
— Миллер, — выдыхаю, утыкаясь лицом в его шею, больше не в состоянии удержать себя на нем.
— Не прячь от меня лицо, Оливия, — предупреждает он, — покажи мне его.
Я тяжело дышу, облизывая и покусывая его горло, щетина царапает вспотевшее лицо.
— Не могу.
Его искусное поклонение всегда оставляет меня не у дел.
— Для меня — можешь. Покажи лицо, — резко приказывает он, сопровождая слова толчком бедер.
От внезапного глубокого проникновения я вскрикиваю и вновь поднимаюсь.
— Почему? — восклицаю, разочарованная и обрадованная одновременно. Миллер удерживает меня на грани между агонией и неописуемым удовольствием.
— Потому что могу.