— Про баню не забудь. А то видишь — какой я «красивый».

— Не забуду. Сейчас затоплю.

— Кстати, ты умеешь?… — засомневался я. — Топить, в смысле.

Девочка посмотрела на меня как на полного дебила:

— А как я целую неделю одна у себя в доме печь топила?

— А. Ну да… Извини. Не подумал. Ты — молодец. В общем, затапливай баню и собирай детей. И подходите. Туда, стало быть.

И я пошел. Покачиваясь и запинаясь. Запредельная усталость порождала полнейшее отупение. Ворочанье замерзающих и окоченевших трупов не вызывало у меня уже никаких эмоций. Ну не было сил ни на какие эмоции. Вообще! Словно бревна ворочал. Вот натурально. Спускать их аккуратно не было ни сил ни возможности. Так что просто подтаскивал к краю и сталкивал вниз. Потом следующий… и еще… и еще. Потом спустился по лестнице вниз и кое-как растащил по всей поверхности ямы. Ну так, чтоб не кучей лежали друг на друге. Всех укладывал лицом вверх. Вплотную друг к другу. Рядком. Блин, места не хватало! Больше двух десятков трупов! Ну никак они в один ряд не вмещаются. Ну ладно. Пусть в два ряда. Мне уже все равно. Только вот родителей Евы, Насти и Андрюши надо все же верхним слоем положить. Придут же сейчас. И Элю…

— Дядя Аик!

Поднимаю голову. Стоят наверху. Все трое. Ева в своем порванном комбинезончике. Места разрывов шарфами перемотаны. Оригинально смотрится…

Вылезаю наверх. Вытаскиваю лестницу. Все мы смотрим вниз. Первой начинает плакать Ева, за ней Андрюшка. Последней вступает Настя. А у меня слез нет. Ком в горле стоит — это да. А слез нет. Все забивает усталость. Даже боль от смерти Эли… Хотя нет. Стоило вспомнить последнюю судорогу девочки на моих руках и ее стекленеющий взгляд… Боль вернулась. И глаза заслезились.

Нагнувшись я подхватил комок мерзлой глины, раскрошил его в руках и бросил вниз. Повернувшись к детям требовательно посмотрел на них. Настя сообразила. Всё еще всхлипывая — тоже подобрала комок земли и кинула вниз. А вот мелкие никак. Только ревом заходятся.

— Уводи детей, Настёна, — попросил я, берясь за лопату

— Нет. Не надо! Не закапывай — блажил Андрюшка, пуская пузыри из носа.

— Мама… Мама… - вторила ему Ева.

Настя обняла их обоих, прижав к себе и, хотя сама ревела, все же пыталась как-то успокоить малышей. Я же разозлившись начал засыпать могилу. Причем быстрей, быстрей. Не надо долго длить это мучение. Ну засыпать не копать. Пусть и сил уже нет никаких, но все равно не сравнить. Копал я часов шесть-восемь, а засыпал все минут за пятнадцать.

— Летом, когда тепло станет, мы еще земли принесем сюда. И еще. И еще. Курган насыплем высокий. Выше домов. На нем будет травка расти, а на самом верху мы маленький домик поставим. Часовню. Чтоб в любой момент мы могли прийти сюда и посидеть в ней. Родителей вспоминая. Говорят — если часовню поставить, то в ней можно даже иногда увидеть умерших…

Я говорил и говорил. Тихим, монотонным голосом. Без эмоционально. Без пауз. Сам не знаю, что я нес, но, вроде, помогало. Гляжу — потихоньку начали прислушиваться. Всхлипывают, но слушают. Обнять бы их всех трех разом. Прижать бы к себе… Но телогрейка… Грязь, кровь, трупы в ней кантовал… Да к черту! Скидываю ее на землю, перчатки туда же. Холодно конечно, но сейчас так надо. Сам становлюсь на колени, становясь почти одного роста с мелкими, и притягиваю их к себе, продолжая наговаривать какую-то успокаивающую чушь. Ева доверчивым мышонком как всегда утыкается мне куда-то в подмышку. Андрюшка же с противоположного боку, напротив — упирается руками, пытаясь вырваться. Но и я, и Настёна с другой стороны держим крепко и, подергавшись, он замирает, только продолжая трубно реветь. А Настя напротив меня стоит, тоже обнимая всех и подняв лицо к небу. И только слезы бегут по щекам.

Постепенно все успокаиваются. Настя все-таки уводит в дом малявок. А я внезапно понимаю, что не могу встать на ноги… Сил нет даже на это. Пришлось натурально подкатиться по снегу к дровнику и, цепляясь за его стены руками кое-как привести себя в вертикальное положение. Ноги, руки, да даже все тело словно сводила одна судорога. Шел я очень медленно. Используя свою дубинку как посох. Наваливаясь на него всем телом. Не шел, а ковылял. Словно дед столетний.

Добравшись до бани залез на полок греться. Думал сил помыться не хватит. Но нет. В бане чуть-чуть отпустило. Какие-никакие силенки появились. Правда, на постирушки сил уже не хватило. И похоронную телогрейку и ватные штаны я лишь замочил. Ничего, потом застираю. Сейчас только спать, спать, спать…

И действительно, я совершенно не помнил как я добрался до кровати. Надеюсь, что все же просто дошел на автомате, а не Настя тащила мою тушку, уснувшую прям в бане. Да не… Не осилила б она. Так что сам… наверно…