4. Дорога к Датскому Холму

Илья Муромец и Калевипоэг встречаются на холме, обозревая дали из-под руки.

— Смотришь, где тревога? — солидарно спрашивает Илья Муромец.

— Сдесь, — отвечает Калевипоэг. — Смотрю, кде хорошо?

— Там хорошо, где нас нет…

— Фот я и смотрю, кде вас нет.

В Таллине жила наша скороходовка Алка Зайцева. Она успешно заведовала отделом партийной жизни в «Молодежи Эстонии».

Ее достал Ленинград, а в Ленинграде достал муж. Еврей преподавал русскую литературу зэкам в советской тюрьме. Черный символ ситуации исказил его психику. Неврастеник страдал истерией, принимая ее за миссионерство гуманитарного ума. Он хотел в Америку, а Алка хотела повеситься. Она развелась, убралась, расслабилась и повысила статус.

Я приехал в гости, предупрежденный о чистоте, изобилии, покое и западном образе жизни. И навестил с улицы издательство «Ээсти Раамат».

Редактор походил на Владимира Путина эстонского разлива. Светлый, невысокий, негромкий, аккуратный: ничего лишнего. Он принял для прочтения мою рукопись, и темы разговора иссякли. Приятного человека звали Айн Тоотс.

Впервые в жизни я видел и пил сливки. До этого я думал, что сливки — это литературно-салонное название молока для кофе и кошек.

Дом Печати меня поразил. Там был не буфет, а бар. Причем на первом этаже, прямо из вестибюля, и пройти мог любой, без пропуска и удостоверения. Средь бела дня — в баре был полумрак, звучала тихая мелодия с магнитофона: и наливали коньяк! И тут за стойкой зазвонил телефон — и кого-то из журналистов барменша позвала к трубке!!!

(Милые — в ту эпоху мы видали подобное только в кино про западную жизнь. Это было изящно… стильно… хрен знает как процветающе!!) Этот телефон меня добил.

— Тебя сюда возьмут с распростертыми объятиями, — заверила Алка. — Ты не представляешь, какие здесь мудаки, ой, извини. Я сказала про тебя главному, что ты делал в «Скороходе», он тебя уже хочет, пойдем — представлю.

Я не собирался работать в газете, и нигде не собирался. Но на первое время, да и знакомых здесь нет. Мне захотелось полгода показать класс в этом чудесном доме. Кабинеты были на одного-двоих, полированные столы и отдельные телефоны.

Я попробовал сладкий и вязкий 44-градусный ликер «Вана Таллин» и закусил копченой колбасой. Накатил еще пару соточек, и Ленинград приблизился на расстояние вытянутой руки.

Я вернулся в кресло сидячего поезда. Билет стоил шесть рублей — как общий вагон. Обрыдли мне к тому моменту общие вагоны, слишком много я в них накатался за свою жизнь. Поезд ушел в полпятого и вкатился в Ленинград к одиннадцати вечера: да меньше семи часов чтения, курения и дремания!

…Дорогие мои. Через какие-то три недели. Я получил обратно бандероль-пакетище со своими двумя папками. Вполне равнодушно разодрал обертку. Я отупел от проб и обломов, кончалось лето, я никуда не поехал, денег не предвиделось! Я сплывал по течению. Надо разгрузить психику, не думать, плевать, осенью к морозцу заварим еще что-нибудь. …ТАМ БЫЛ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ОТЗЫВ.

Я получил первый в моей жизни положительный отзыв.