"Рано умирать собрался", — попробовал урезонить его сержант.

"Нет, я не о том. Силы на исходе. А концы я раньше, чем через сутки, не отдам" — процедил, не расцепляя зубов, Витька.

Настя молчала. Она просто уже не воспринимала ничего вокруг, и, отчаянно борясь с одолевавшими ее тошнотой и головокружением, была полностью сосредоточена на том, чтобы передвинуть ногу и сделать еще шаг. А потом суметь передвинуть другую и сделать еще один…

"Человек" — вдруг тупо пробормотала она.

"Какой человек?" — всполошился сержант, оглядываясь на нее.

"Тут лежит".

Сергей подскочил к ней, нащупывая рукой рубчатую рукоять "Вальтера".

Перед Настей на самом деле лежал человек. Изможденный вид, смуглое лицо, заросшее щетиной, сильно потрепанная одежда, почти что лохмотья. А на одежде — несколько больших пятен свеже запекшейся крови.

Веки лежащего затрепетали и приоткрылись.

"А… Нашли все таки", — еле слышно прошептал он, с трудом шевеля губами. — "Так пристрелите сразу, чего там… Все меньше мучиться".

"Мы не люди Боковлева" — резко отозвался Сергей. — "Мы из Рыбаковской коммуны".

И Настя, и Захария с удивлением уставились на сержанта. Потом Настя еще раз посмотрела на лежащего человека, присела рядом с ним и распорола штанину, пропитанную полузасохшей кровью. Нога, в которой виднелось по меньшей мере три входных пулевых отверстия, распухла, и приобрела какое то оттенок. Настя положила руку на лоб раненного. У него был сильный жар.

"Что с ним, Коменская?" — тревожно спросил Мильченко. Настя подняла на него взгляд, закусила губу и едва заметно покачала головой. Сержант все понял.

"Я из лагеря…" — прошептал умирающий.

"Из какого лагеря?" — удивился Сергей.

"Тут, недалеко… был лагерь беженцев Восточного округа… Я работал на биостанции Академии Наук… Там еще были… Из Атлантического института… и другие…" — он замолчал, собираясь с последними силами, и зашептал снова.

"Центральные… захватили лагерь… вместе с соляными копями… до них тут километра два. И сделали, как фашисты… концлагерь… настоящий. Всех отправили на соляные копи… Я вот бежать пытался… Лучше так, чем в лагере гнить… Там наших… еще человек двести осталось… недолго осталось…"

Губы его остановились, а глаза так и остались открытыми, неподвижно глядя в серое октябрьское небо.

"Ученых — на соляные копи?", — Настя прикусила губу, потом отпустила ее. "Точно, как фашисты!".

"Готовьтесь, ребята", — негромко произнес Мильченко после недолго молчания, обдумав что то и приняв решение. — "Идем в последний бой. Все равно, — еще час ходу и нас можно будет брать голыми руками. А тут… Есть шанс. Может, не напрасно ляжем. Хоть кого нибудь, да освободим".