«Городской исправительный центр». Осталось каких-то десять долбаных секунд.
– Когда вы его переведете?
– Это не ваше дело.
– Нет, это мое дело. Вы потребовали разговора. Теперь у меня тоже есть требование. Когда именно вы его переводите? Мне нужны подробности, или мы убьем Пендергаста сейчас же.
Пауза. Остается пять секунд.
– Завтра в… – (пауза), – три тридцать дня фургон из Синг-Синга подъедет к ГИЦ, въезд со стороны Кардинал-Хайес.
– Посадите Арсено у окна с правой стороны.
– За это я хочу…
Заработал сигнал. Смит отключил телефон и выковырял ножом аккумулятор, потом, действуя методично и аккуратно, открыл гнездо для сим-карты, извлек ее, щелкнул зажигалкой и расплавил сим-карту в пепельнице, превратив ее в небольшую лужицу пластика с металлом. В номере имелся очаровательный кирпичный камин, где позднее этим вечером он сожжет и телефон – на всякий случай.
Настроение у него было приподнятое. Этот тип Лонгстрит сдался, причем довольно быстро. Филипов не ошибся: они и вправду держат ФБР за яйца. Удивительно, насколько легко все получается, если у тебя в руках один из их верхушки. Будь это какой-нибудь хрен рангом пониже, они бы не были так сговорчивы. А теперь, когда они договорились о переводе Арсено на Манхэттен, Далка сможет собственными глазами убедиться, морочит ФБР им голову или относится к договоренности серьезно.
24
Тихий отзвук этого заявления Диогена постепенно замер, и комната погрузилась в тишину.
Констанс на мгновение впала в ступор. Его слова казались искренним, настоящим признанием в любви. Но она быстро избавилась от этого впечатления. Диоген уже подвергал ее унижению благодаря своей необыкновенной способности ко лжи, и это было всего лишь повторение прошлого.
Едва эта мысль промелькнула у нее в голове, как она задумалась: с чего это он решил, что ему снова удастся подобный фарс? К тому же Диоген не был способен на любовь.
«Я не только восхищаюсь тобой, но и боюсь тебя».
«Мы похожи во многом, очень во многом. А во многом ты превосходишь меня. И разве удивительно, что мое почтение к тебе только выросло?»
– Если то, что ты сказал, правда, – холодно произнесла Констанс, – тогда имей мужество доказать это. Появись передо мной.
Ответом ей были несколько секунд тишины. Потом Констанс услышала, как чиркнула спичка у нее за спиной. Она резко развернулась. И он уже был там, стоял у занавешенного гобеленами входа в комнату музыкальной коллекции, сложив на груди руки и прислонившись к стене рядом с только что зажженной свечой в настенном подсвечнике. Он почти не изменился – те же тонкие черты, что и у его брата, и в то же время совершенно другие; точеный подбородок, красиво очерченные бледные губы, коротко подстриженная рыжеватая бородка и странные разноцветные глаза, один орехового цвета, другой мутновато-голубой. Единственным отличием от прежнего Диогена был уродливый шрам от линии волос до челюсти, портивший скульптурное совершенство его левой щеки. В петличку его пиджака был небрежно воткнут цветок орхидеи: Констанс узнала Cattleya constanciana, бело-розовый цветок, названный в ее честь.
Констанс уставилась на него, пораженная неожиданным появлением этой призрачной фигуры из ее прошлого. Внезапно она прыгнула на него, стремительная, как летучая мышь, со стилетом в поднятой руке, целясь ему в глаза.
Но Диоген ожидал этого. Он молниеносно нырнул в сторону и ушел от удара, а когда ее рука с клинком мелькнула в воздухе, не попав в цель, он ухватил ее и сжал стальными пальцами, потом развернул Констанс лицом к себе и прижал ее вторую руку к боку, удерживая ее в тесном объятии. Стилет со звоном упал на пол.