Мне даже не нужно было смотреть на него, чтобы знать об этом. Казалось, он что-то делал для этого на своём ментальном уровне, вынуждая мои нервы натягиваться до звенящей вибрации за все возможные пределы, а сердце биться ещё надрывней.
– А в обычном проявлении и выказывании своего почтения главам объединённых колен. Да и тебе самому будет намного спокойнее. Никто не станет смотреть на твоё отшельничество косыми взглядами и подозревать во всяческих непотребствах. И остальным тоже, кстати, будет на твой счёт куда приятней и легче дышать, и не думать бог весть знает о чём. Разве это так сложно?
Если Астон от следующего движения фон Гросвенора не дрогнул и вообще никак не отреагировал на него, то это явно было не про меня. Я вот не удержалась. Чуть было не подпрыгнула на своём стуле, когда Вацлав зашевелился на своём месте, неожиданно приподняв руку и потянувшись… Нет, слава богу, не ко мне, а к внутреннему нагрудному карману пиджака, меньше чем через пять секунд, хотя и без намёка на спешку, выудив оттуда какую-то карточку размером с почтовую открытку. Рассмотрела я её практически сразу, потому что мужчина вдруг поддался немного вперёд и выложил данную вещицу чуть ли не на середину нашего столика, прямо передо мной.
То, что она была не картонная, это я поняла сразу, а вот пластиковая ли? Полупрозрачная, очень плотная, с золотистым голографическим рисунком знакомых линий и орнаментов изнутри – будто переплетённые волокна из перламутра и тончайших нитей драгоценных драгметаллов. Поверху пропечатана или отлита рельефным принтом надпись на непонятном языке. Многие буквы, кстати, тоже выглядели незнакомыми, эдакая помесь латиницы, арабской вязи и древнеславянского алфавита. Так что при всём своём желании, я бы всё равно не сумела её прочесть, как и выяснить скрытое в ней содержание. Как это я ещё не потянулась к ней рукой, чтобы пощупать и проверить на материал, из которого она была сделана, а ведь находилась практически на грани этого.
Самое странное, Найджел так и не шелохнулся, продолжая, как ни в чём ни бывало, слушать и неподвижно наблюдать за своим незваным гостем. Хотя, что-то мне подсказывало, что в его якобы расслабленной позе не было ничего и близкого ни к апатии, ни к обманчивой физической расслабленности. Любое неверное движение со стороны фон Гросвенора и…
– Просто никогда не понимал вашего… нездорового пристрастия к подобным мероприятиям. Это и вправду что-то вам даёт? Какую-то стабильность и уверенность в завтрашнем дне?
– Это всего лишь традиции, Адарт. Но любая традиция, своего рода цемент для укрепления внутренних связей между своими «людьми». Без этого почти никак. Если все разбегутся, подобно крысам, каждый в свою нору, это приблизит нас к разрозненности и катастрофической потере былой сплочённости. А разве не этим ли оружием мы пользовались всё своё существование против своих же врагов – разъединяя и властвуя? Одиночество, в какой-то мере может и хорошо, но лучше в малых дозах и во избежание привыкания. Нам пришлось покинуть свою Колыбель, разорвав собственный коллективный разум, из-за враждебной и чуждой нам среды обитания. Это обычная перестраховка – необходимые меры для того же сохранения нашего вида, и возможности к грядущему возрождению своей расы в её былом величии. Если нам приходится прятаться, чтобы выжить, это не означает, что мы должны уподобляться более низшим формам живых организмов.
– А без всего этого пафоса никак нельзя было обойтись? – впервые, за всё это время Астон позволил себе искривить правую часть рта ироничной усмешкой и даже слегка повести головой. – Не проще ли сказать прямым текстом, как есть? – приди и выкажи нам своё раболепное почтение! Нам надо знать, что ты всё ещё с нами и тебя не завербовал на свою сторону коварный враг.
Фон Гросвенор сдержанно захихикал, мол по достоинству оценив шутку своего визави и снова осклабившись во все свои ослепительные тридцать два.
– Дело не в пошатнувшемся доверии, Адарт, к Инвиктам или Когханам, а именно в нас. Мы перестали доверять друг другу и используем любые лазейки, дабы обойти законы собственных старейшин. Оно и понятно, желание выжить, где равенством и не пахнет, – занятие крайне неблагородное и не всегда оправдывает средств. Приходится идти на всяческие ухищрения и даже нарушать множество правил. Отсюда и внутренний раскол, те самые коварные трещинки, которые с каждым новым годом перерастают в более крупные оползни, а затем уже и в непреодолимую пропасть. Ну, а то, что я излагаюсь столь витиевато, уж прости, это всего лишь моё грёбаное воспитание. Да и не хотелось бы пугать с ходу твою очаровательную спутницу. Я же не знаю, какие у вас с ней отношения, и в кого вы там сейчас с друг другом играетесь. Кстати, свою куколку тоже можешь прихватить (раз уж не постеснялся засветиться с ней в центре Парижа). Приём намечается тематический. Любой желающий по окончанию может присоединится к общей оргии со своими питомцами. В приглашении всё указано: дресскод, время и доступ с именным кодом.
– И, я так понимаю, отказы не принимаются?
На последних словах барона я не то что вся подобралась, а уже была готова в любую секунду с размаху заехать чем придётся по его холёной физиономии, надумай он что-то сделать не так или просто очень резко шевельнуться. Если ещё десять минут назад я испытывала едва не волчий голод, то теперь от него остались лишь печальные воспоминания, да охвативший с головы до пят лихорадящий жар. Какой к чёрту обед? Тут бы самой не стать чьей-то смачной закуской и унести отсюда свои ноги в относительной целости и сохранности. А уж как меня шторило от услышанной информации и, ко всему прочему, даже малость раскачивало…
Лучше бы мы вернулись в гостиную, а не искали этот чёртов ресторан!
– Ты ведь знаешь, что это лишь официально называется «Приглашением». Отклонение возможно только по крайне уважительным причинам. Но что-то мне подсказывает, их у тебя возникнуть не должно. Как и у твоей спутницы. Буду чрезмерно рад увидеться с вами снова, мадмуазель Анастасия.
Да твою ж инопланетную бабушку!
Почему я его не ударила? Дёрнулась – да; сжалась, будто тугая пружина перед долгожданным выбросом – ещё и как, а вот ударить этого смазливого цессерийчика – чёрта лысого! А ведь уже была на грани, особенно, когда он поддался прямо на меня и каким-то неимоверным движением чересчур ловкого иллюзиониста подхватил мою правую руку и поднёс её к своим лыбящимся губам. И это при том, что я сжала свою ладошку в дрожащий кулачок и сопротивлялась, что было сил!
Кажется, в тот момент всё вокруг застыло и заглохло – музыка из ресторана, голоса соседних посетителей, автомобильная какофония. Про остальное вообще молчу. А уж как напрягся Астон напротив. Его зашкаливающее напряжение я, похоже, прочувствовала сильнее всего – кожей, вставшими дыбом волосками на коже и миллионами сенсорами ощетинившейся сущности, которые тянулись в его сторону, как к единственному здесь спасительному убежищу. Может поэтому и вытерпела гадливую выходку фон Гросвенора, поскольку мощная стена ментальной защиты исходила именно от Адарта, перекрывая, словно огромным фильтром любую, даже самую невероятную угрозу, какая только мне могла угрожать?
– До скорой встречи, мэм.
Я практически почти ничего не ощутила, может только лёгкое давление на тыльную сторону ладони. Куда противнее было смотреть в самодовольную физиономию Вацлава. В его рыбьи глаза, в которых не было абсолютно ничего ни естественного, ни человеческого – кроме бездушной пустоты и мёртвой бездны. Может лишь едва заметное любопытство, поверхностный интерес вусмерть скучающего последние сотни тысяч лет искушённого демона. И всё. Казалось, если продвинусь немного вперёд, то попаду в кромешный мрак – холодный, липкий и мертвенно беззвучный.
А потом он втянул вздувшимися ноздрями мой запах и меня едва не затрясло, как на электрическом стуле. И, нет, он нюхал вовсе не мою руку. Он вдыхал именно меня! Всю!