съѐмки для итальянского Vogue, когда я поправлюсь.
– СЕРЬЁЗНО?
– Нет! Конечно нет, глупышка! Боже, Тед... иногда... – Ава безнадежно качает головой,
отчего еѐ шарф опасно шатается. – Как бы то ни было, – добавляет она, – На твоѐм месте я бы
перезвонила ей завтра. Фрэнки переживает за тебя.
Я звоню Фрэнки прямо с утра, и она советует мне удалить все сообщения от Тины, даже не
читая – та славится своими гневными сообщениями людям, которые посмели вызвать еѐ
недовольство – и ждать дальнейших новостей. Я всѐ ещѐ чувствую себя довольно вымотанной,
так что "ничего не делать" кажется мне идеальной инструкцией. Мне и без того есть о чѐм
беспокоиться – финальная неделя Авиного лечения и все эти странности в школе, так что мозг
чувствует себя перегруженным.
Когда я прихожу в Ричмондскую академию, весь день засыпаю на ходу из-за смены
часовых поясов. Во всяком случае, странности ещѐ хуже. По какой-то причине Кэлли Харвест
выглядит потрясенной и расстроенной и большую часть утра перебрасывается записками со
своими подружками. Половина девчонок класса злобно на меня пялятся на физкультуре. Это всѐ
не может быть только из-за того, что я побывала в Нью-Йорке. Мальчики кидают на меня
странные застенчивые взгляды в коридорах и хлопают друг друга в ладони, когда думают, что я не
вижу. На обеде Кэлли вся в слезах. И что страннее всего, Дин Дэниэлс продолжает широко
улыбаться мне безо всякой видимой причины.
Я отрубаюсь на математике, и Дэйзи приходится тыкать меня карандашом, чтобы