Теперь он смотрел не на окно, а на крыльцо, ожидая появления девушки.
Она действительно появилась, но после нового большого промежутка – еще одного испытания терпения влюбленного. Однако прежде чем это терпение кончилось, в темной двери показались очертания фигур – сама дверь раскрылась бесшумно, и вскоре луна осветила женское платье.
Белый платок, укутавший голову, помешал бы Пьеру Робиду узнать ее. Но в этом не было необходимости. Направление, по которому двинулась фигура, сойдя с крыльца, подсказало, что это та, кого он ждет.
Она подошла, но шла осторожно, со страхом. Держалась в тени изгороди, поближе к ней. Время от времени останавливалась, оглядывалась и прислушивалась. Очевидно, то, чего она опасалась, не снаружи, а в доме. Какая-то серьезная причина заставила ее опоздать.
Пьер внимательно наблюдал за ней, сердце его нетерпеливо билось, пока он не ощутил биение ее сердца.
Снова они обнялись, прижались грудь к груди!
Почему она так поздно? Что ее задержало?
Вопросы были заданы без укоризны; молодой человек со страхом ждал ответа.
Как Пьер и подозревал, Джерри Рук засиделся допоздна; и, как полагала девушка, он что-то заподозрил. Освещена была его комната; и он погасил свечу. Лена подождала, пока не прошло достаточно времени, чтобы он крепко уснул. Вчера и сегодня были для нее ужасными днями. Отец очень сердился на нее по нескольким причинам. Он узнал, что здесь был Пьер. Устроил ей перекрестный допрос и заставил признаться. После того как отец увидел его следы и застреленную змею, отпираться не было смысла; к тому же одна из негритянок слышала голоса: ее и мужской – в саду. Оттого, что она попыталась все скрыть, было еще хуже. Конечно, она не сказала, кто был с ней – незнакомец,
– О Пьер! Я солгала о тебе! Да простит меня Господь!
Отец ее пришел в ярость. Не только это рассердило его: рассердило и кое-что связанное с Альфом Брендоном, который явился сразу после ухода Пьера.
– А что с Брендоном? – спокойно спросил Пьер, думая про себя, что Альф – самый опасный его соперник.
Девушка заметила, что спокойствие его напускное, и ответила довольно резко:
– Ничего особенного. – В его объятиях она успокаивалась. – Во всяком случае ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться.
– Нет, дорогая Лена, – торопливо сказал он, привлекая ее к себе. – Прости, если вопрос показался тебе холодным. Я спросил только потому, что хочу знать все.
– Что все, Пьер?
– Все, что произошло между тобой и Альфом Брендоном?
– А кто тебе сказал?
– Никто. Я хочу признаться, если ты пообещаешь не сердиться на меня.
– Сердиться на тебя, Пьер?