— Не будет никаких грабителей, но если кто-нибудь окажется достаточно безумным, чтобы попытаться нас ограбить, мы выстрелим в него из окна из водяного пистолета, — ответил Дэн, что вызвало в ответ восторженное: «Круто!»
Зои пожалела, что уходит. Грабители, мокрые кровати, перевозбужденные дети… Слишком много вещей, которые могут пойти не так. К тому же она уже передумала насчет платья; это было облегающее черное платье, которое слишком плотно сидело на ней после всех съеденных чипсов, и она только что вспомнила, что оно вечно ползет вверх по бедрам. Кроме того, она долго не была в парикмахерской, и в прическе были заметны неокрашенные корни волос, и… вообще, зачем ей этот девичник? Ей следовало остаться дома, она не была готова к этому.
— С ними все будет в порядке, — заверил Дэн, прочитав выражение ее лица. — Давай, кыш. Сойди с ума, повеселись и не возвращайся до завтра, на худой конец, без бурного похмелья.
Она слабо улыбнулась. «Черт возьми, она всего лишь собиралась встретиться со своими старыми друзьями из университета; им наплевать на ее платье или прическу, — напомнила она себе. — Кроме того, если она попадет в беду, они поддержат ее, так же, как она поддержит их».
— Хорошо. Спасибо, — сказала она. — Сделаю все, что в моих силах. Утром увидимся. Пока, мальчики. Ведите себя хорошо!
А потом она вышла за дверь, прихватив вечернюю сумочку, и вдохнула прохладный вечерний воздух. Уличные фонари смутно мерцали в темноте, она чувствовала свои духи с нотами амбры, и внезапно ее охватила дрожь от абсолютной новизны ощущения: одна таким поздним вечером. Это было целую вечность назад. Месяцы. Она может это сделать, сказала она себе, покрепче сжав сумку и отправившись в путь.
Несколько часов спустя Зои была в клубе под названием «Маркет», слегка пошатываясь после того, как выпила слишком много коктейлей «Счастливый час». К ее облегчению, вечер оказался действительно веселым. Сначала они поужинали в мексиканском ресторане, где все (и даже она!) обменивались забавными историями и сплетнями, а затем пошли в клуб и танцевали, как будто им было по восемнадцать лет, выкидывали дурацкие номера и болтали. Осмелится ли она себе признаться? Она в самом деле снова чувствовала себя удивительно хорошо, как будто ее отпустили из тюрьмы страданий на короткий беззаботный отпуск. Было так здорово раствориться в музыке и танцах! Теперь она стояла у бара, продолжая рассеянно покачиваться в такт музыке в ожидании, когда ее обслужат.
— У тебя такие сексуальные ножки, дорогуша, — услышала она и, обернувшись, увидела, что рядом с ней появился мужчина в ужасной куртке из искусственной кожи.
— Простите? — переспросила она.
У него было потное лицо, его глаза постоянно бегали из стороны в сторону, как будто он был чем-то озабочен. Лет сорока пяти, тощий. «Похож на хорька», — подумала она.
— СЕКСУАЛЬНЫЕ НОЖКИ… У тебя… — Он ткнул в нее пальцем. — У ТЕБЯ СЕКСУАЛЬНЫЕ НОЖКИ.
Зои отступила назад, словно ей в лицо полетел плевок.
— О, точно. Спасибо, — машинально сказала она и отвернулась к бару, желая, чтобы бармен заметил ее и быстрее принял заказ. И жалея, что она сказала спасибо проныре, как будто его мнение имело какое-то значение, как будто она действительно была ему благодарна.
— Очень сексуальные. Я бы не возражал, если бы эти ножки обвились вокруг меня, — ухмыльнулся он.
Она проигнорировала его. Однако мужчина подошел ближе, и теперь игнорировать его стало сложнее.
— Эй. Я с тобой разговариваю. Я сказал, что не возражал бы против этих сексуальных…
— Я слышала, что ты сказал. — Зои положила локоть на липкую стойку, пытаясь установить между ними барьер, желая, чтобы он ушел. Ее мимолетная радость грозила вот-вот испариться. — Но меня это не интересует.
Он прислонился к ее плечу; она почувствовала запах отвратительно сладкого лосьона после бритья, смешанный с запахом пива.
— Тебя это не интересует? — повторил он. Зои не смотрела прямо на него, но в следующее мгновение почувствовала, как изменилось его настроение. Сердитый выдох, за которым последовало: — Ну и пошла тогда. Не строй из себя, дорогуша, я только сказал, что у тебя красивые ноги. Господи боже. Пьяная сучка.
Раньше ее, возможно, испугала бы его злоба, но в последнее время жизнь была такой ужасной, что она больше не чувствовала, что ее можно задеть. «Думаешь, это меня расстроит? Ошибаешься, приятель».