Задумчиво смерив взглядом человека, стоящего на пороге, я медленно вытянула из-за пазухи возвращенный мне амулет-переговорник — и нажала на “общую тревогу”.

— Зарема, — проговорила я. — Подойди-ка… кажется, это по твою душу.

И только после этого вежливо поклонилась, сложив руки перед собой.

— Приветствую вас, почтеннейший визирь.

Что ж, во всяком случае, своей надменности этот человек ничуть не растерял. Разве что в глубине глаз затаилось что-то болезненное.

Ну да, наверное, обидно, когда собственная вещь тебя подставила и отпинала. Интересно, удастся ли ему при всех обстоятельствах сохранить свой пост и статус? А то, может, я и неправильно уже к нему обратилась.

Впрочем, обсуждать это Саид ай-Джариф явно не собирался. Вежливо поздоровался со мной и вербинским послом, проследовал в малый зал и, едва усевшись, заговорил о том, зачем явился.

— Вы правы, прекрасная эрти — я хотел бы поговорить о наложнице Зареме…

Упомянутая как раз в этот момент вошла — и остановилась в проеме арки, прислушиваясь.

— Зарема не продается, — отрезала я.

— Я понял, — с неудовольствием кивнул визирь. — А что вы скажете… если я пожелаю жениться на ней?

— Жениться? — недоверчиво переспросила я. — То есть… через ритуал на крови?

Собственно, ритуал на крови — единственный способ жениться на рабыне и освободить ее.

— Да, — ай-Джариф дернул щекой. — Я намерен избавиться от всех своих жен. Они запятнали себя и мое имя. Та, на ком я женюсь теперь, станет старшей женой…

— Нет, — голос Заремы прозвучал громко и четко. Девушка вошла и остановилась, сложив руки на груди. А когда все пораженно обернулись к ней, уверенно продолжила, — единственной. И всех бывших жен, кроме Фирусы, ты сам выдашь замуж с хорошим приданым.

Какая же она у нас умница! Я и сама думала о том, что остальные жены визиря могут быть не так уж и виноваты — ведь Фируса могла понемногу воздействовать и на них, причем годами.

— Что?! — а вот у визиря натурально отвисла челюсть. — Женщина, ты не можешь требовать…

Зарема пожала плечами.

— Я могу и замуж не выходить.

— Ты останешься рабыней!