Кто же не знает всю силу агитации? <…> Агитация отличается от пропаганды тем, что она волнует чувства слушателей и читателей и влияет непосредственно на их волю. Она, так сказать, раскаляет и заставляет блестеть всеми красками все содержание революционной проповеди…
Можно ли сомневаться в том, что чем художественней такая проповедь, тем сильнее она действует? <…>
Театр так часто называли великой трибуной, великой кафедрой для проповеди, что на этом не стоит и останавливаться. Музыка всегда играла громадную роль в массовых движениях: гимны, марши являются необходимой принадлежностью их. Надо только развернуть эту магическую силу музыки над сердцами масс и довести ее до высшей степени определенности и напряжения.
<…> Такие формы искусства, которые возникли только в самое последнее время, как, например, кинематография, ритмика, могут быть использованы с огромным результатом. О пропагандирующей и агитационной силе кино смешно распространяться, она колет глаза каждому. И подумайте – какой характер приобретут наши празднества, когда через посредство Всевобуча мы будем создавать ритмически действующие массы, охватывающие тысячи и десятки тысяч людей, притом не толпу уже, а действительно строго одержимую известной идеей, упорядоченную, коллективную мирную армию.
На фоне подготовленных Всевобучем масс выдвинутся другие меньшие группы учеников наших ритмических школ, которые вернут танцу его настоящее место. Народный праздник всеми искусствами украсит окружающую его раму, которая будет звучать музыкой и хорами, выражать его чувства и идеи спектаклями на нескольких подмостках, песнями, декламацией стихотворений в разных местах в ликующей толпе, которая сольет потом все во всеобщем действе.
Это то, о чем мечтала, к чему стремилась Французская революция, это то, что проносилось перед лучшими людьми культурнейшей из демократий – афинской, и это то, к чему мы уже приближаемся.
Да, во время шествия1 московских рабочих мимо наших друзей из III Интернационала, во время праздника Всевобуча, который был дан после этого, во время большого действа у колоннады Биржи в Петрограде, – чувствовалось уже приближение того момента, когда искусство, ничуть не понижаясь, а только выигрывая от этого, сделается выражением всенародных идей и чувств, идей и чувств революционных, коммунистических.
Нет праздника без музыки*
<…> Нам нужно, чтобы музыка функционировала как общественное явление: нам нужно руководство массами.
Больше всего соприкасается человек с музыкой, конечно, в торжественные моменты своей жизни: когда человек переживает большую радость или большое горе, тогда он причитает от горя и, раскачивается или прыгает от радости; когда же он считает деньги или обедает, он бывает довольно противен и неритмичен.
Яркие общественные моменты социальной жизни – это праздники. Праздник должен быть, по существу, в некоторой степени кульминационным пунктом общественной жизни и вместе с тем должен быть весь пронизан музыкой. Конечно, есть такие вещи, как опера или театр, где всегда праздник, но это – вещь искусственная. Я совсем не отрицаю этого, но это менее важно; это неважно, если после хорошего обеда можешь, когда есть лишний рубль в кармане, пойти и купить себе праздник.
Нам нужен праздник общедоступный, общественный, который влечет к себе, ликующий праздник: в воспоминание событий, только что совершившихся, праздник, в котором вспоминают, или праздник, в котором народ сам себя смотрит, например, конкурсы, большие соревнования, народные праздники, в которых народ чествует дорогого ему вождя, – все эти праздники, иногда проникнутые печалью, иногда тревогой, – траурные дни, иногда, наоборот, бесконечно радостные и лучезарные, – все они требуют музыки.
Нет праздника без музыки. Сейчас мы пользуемся в этом отношении чем бог послал: мы берем подходящую старую музыку, случайные хоровые массы, оркестровые массы без всякого плана по существу.
Если спросить: чем наши праздники, иногда очень грандиозные, пользовались в смысле музыки? – Ничем!
Во время Французской революции специальные композиторы создавали специальную музыку для празднеств с первой до последней ноты; через учеников консерватории французский народ разучивал песни во всех кварталах Парижа для того, чтобы потом создать хоры по 60–70 тысяч человек. Праздник задумывался декоративно и музыкально, в некотором глубоком единстве.
Это было так, потому что Французская революция была буржуазная, и буржуазная интеллигенция, которая владела всеми знаниями, сразу отнеслась к этой революции с большой симпатией, в то время как наша интеллигенция революцию от себя оттолкнула. Она только постепенно начала понимать ее, и поэтому не по бездарности наших музыкантов, а по другой причине мы только сейчас начинаем думать о том, как создать свою революционную музыку.
Айседора Дункан спрашивала как-то: когда у вас будет праздник в смысле движения масс, в смысле хореографических действий, объединяющий в смысле звуков, наполняющих весь город, – праздник, в котором народ чувствовал бы, что он живет, как народ, а не Иван и Павел, не мешок картофелин, которые друг друга толкают, – настоящий организованный праздник?
Праздник должен быть организован так, как великая армия, только менее принужденно, менее милитарно, с гибкими, живыми, разнообразными формами.
Вот тут музыкант выступает на первый план, тут он является настройщиком праздника, дирижером и учителем; это он может выполнить такую огромную задачу, если у него будет большой дисциплинированный коллектив. Такими могут быть готовые коллективы учащихся, которыми можно пользоваться непосредственно или как пользовались во время Французской революции, это могут быть щупальца, которые проникают до народного дна, чтобы инструктировать массы, чтобы массы сами себя увидели в великолепном преображении, как Христос на горе Фаворской «преобразился, и лицо его заблистало». Так и народ, преображаясь, является себе сам в своем божественном могуществе.