Книги

О лебединых крыльях, котах и чудесах

22
18
20
22
24
26
28
30

И что он тогда делает, сидя возле самого выхода из диванного тоннеля?

Правильно. Он начинает ПЯТИТЬСЯ.

Одаренность

И в завершение разговора об одаренности.

Срезанные розы я на ночь кладу в ванну, в холодную воду – чтобы дольше стояли. В последний раз из ванны вместе с розами был выловлен стучащий зубами кот Матвей, ходивший туда-сюда по грудь в воде.

Мнения разделились. Матушка предполагала попытку суицида. Я склонялась к косплею Офелии. Ребенок процитировал классическое «не нужно объяснять умыслом то, что можно объяснить глупостью» и, наверное, был прав: Матвей, обладающий грацией Гоздиллы, вполне мог сверзиться с края ванны.

Но почему он оттуда не выбрался?

Что искал он среди колючих стеблей и тугих бутонов?

Карасей?

Смысл жизни?

Затычку, чтобы выдернуть ее зубами?

Нет у меня ответов.

* * *

Кот Матвей боится людей, тараканов, мочалки, просыпавшейся муки, но больше всего – самолетов. Самый страшный звук, страшнее даже стрельбы фейерверков, – это гул летящих истребителей. Кот припадает к полу, в ногах его дрожь, в глазах ужас: он понимает, что это за ним. Праздник Девятое мая организован специально для истребления кота, вопрос лишь в том, каждого ли кота или одного конкретного.

Когда над домом раздается гул, кот Матвей кидается под диван, а малютка пудель радостно бежит за ним, стараясь ухватить за хвост. Пес не осознаёт трагедии. Ну, шумят… Самое время играть! Будь ты проклят, думает Матвей, убьют же обоих. И ползет на четвереньках под диван, и трясется, и в панике прижимается к дальней стене, надеясь, что она несущая.

Но когда страшные самолеты улетают, Матвей выбирается из-под дивана и вместо того, чтобы отхлестать пса по морде когтистой лапой, ложится рядом, прижимает к себе и нежно, ласково, бережно вылизывает дурака от макушки до хвоста. Пудель страдальчески косит глазом, но терпит.

Кот что-то мурлычет невнятно, бормочет себе под нос. Я думаю, вот что: «Ну и пусть ты дурак, пусть. Зато живой».

Диета

Ветеринар пришел сделать прививку пуделю, увидел Матвея, вздрогнул и перекрестился.

Впервые, говорит, вижу брюхоногого кота.

Я говорю: помилуйте, доктор, он всего-навсего дородный.