— Никуда не надо. Молодец, что сохранил. Инициативу район уже выполнил без тебя.
— А за что же меня всенародно били?
— Для учебы!
Вот такая отвратительная была учеба, отвращающая специалистов от работы в сельском хозяйстве.
В результате приписок трудно разобраться, в каком состоянии находится сельское хозяйство. Потом, когда работал в МСХ СССР, мы долго составляли хлебный баланс, тоже вынуждены были мучительно думать, куда девалось зерно при громадном по статистике его сборе, почему не хватает его ни людям, ни сельскохозяйственным животным. Списывание приписок на корм скоту внутри хозяйства породило в научном мире проблему — "догадку": это из-за несбалансированности по белку такой большой расход корма на единицу животноводческой продукции, нам надо решать проблему белка.
Плановая экономика при жесткой вертикали управления требовала охвата большого количества показателей, объективность получения которых была не обеспечена технически. Эти показатели предписывали рукамиводители, которые никогда в хозяйствах не работали. Помню, с каким упоением анализировали специалисты МСХ СССР громадные тома данных статистики о применении удобрений; когда, куда, сколько и т. д. и т. п. Чтоб они не очень "потели", я их успокоил, что ведь удобрения в хозяйстве никто не взвешивает. Зимой уже специалисты их оптом списывают, рисуя ответы на вопросы статистиков. Некогда, некому, очень затратно и технически не обеспечено получать эти цифры летом.
В хрущевские, да и во все последующие времена шли постоянные "пертурбации". Были испробованы все возможные способы развития сельского хозяйства при сохранении комсоветской политической системы, которая упорно не ставила уже советского крестьянина в центр внимания, до конца семидесятых годов оставляя его беспаспортным (и тем самым, невыездным, закрепощенным, а по большому счету, негражданином страны), без социальной защиты (пенсий, бюллетеней, отпуска), а потом с унизительной пенсией в трудоднях, затем 10–15 рублей при средней пенсии в городах до 120 рублей. Кстати, низкой долго была зарплата и в совхозах (от 1,3 до 1,9 руб. за дневную норму).
Партия упорно осуществляла завет "классика большевизма" по превращению крестьянина в сельскохозяйственного рабочего, по раскрестьяниванию, по уничтожению крестьянского уклада, разрушению "стволовых клеток общественного организма страны", ежеминутно рождающих ненавистный капитализм.
Я работал специалистом в совхозах, когда партия стала строить в стране уже коммунизм (к 1980 г. нужно было создать экономическую базу этого мифа). Поэтому, особенно вначале, принимались красивые постановления по повышению жизненного уровня работников сельского хозяйства (так стали величать крестьян), но они почему-то обязательно сопровождались контрмерами по сдерживанию улучшения их жизни. Так, в убыточных совхозах перестали задерживать выплату зарплаты, но при израсходовании фонда зарплаты, исчисленного по минимальным нормативам, мы в последние месяцы года были вынуждены отправлять работников в неоплачиваемые отпуска, хотя необходимость работ оставалась.
При составлении производственно-финансовых планов специалисты представляли в сельхозуправления технологические карты по выращиванию запланированных урожаев сельхозкультур. Помню, принимающий управленец заставлял меня снижать мои детально просчитанные цифры по расходам на гектар до управленческих нормативов. На мои возражения и на мою просьбу вычеркнуть и соответствующую долю работ, меня грубо одернули:
— Не умничай! А то другой будет на твоем месте!
Раз коммунизм, то все общественное, "народное" (на деле — в руках чиновников государства) не должно быть, никаких частных подворий! Было дано сверху задание обобществить весь скот, чтобы работники совхоза не теряли время на работы с личным скотом. А совхоз должен был выдавать молоко и мясо по себестоимости или даже ниже. Красиво? — Да! Но факир был пьян, и фокус не удался! Уровень совхозного производства из-за низкой заинтересованности при отсутствии чувства хозяина вырос незначительно, а планы сдачи (закупок) продукции государству повысили сильно. Нам пришлось сначала сократить, а потом прекратить отоваривание рабочих совхоза. Они в очередной раз были обмануты "рабоче-крестьянской" властью, оставшись без своего скота, без молока и мяса.
Помню уже в конце 70-х годов, старший брат Михаил, 27 лет отработавший председателем колхоза, но из-за фронтовых ран немного недоработавший до 60 лет, на пенсии, сказал с претензией мне, москвичу:
Вы в городе покупаете мясо по 2 руб./кг, а я вынужден в сельпо по 4–5 руб./кг или незаконно "по дружбе отовариваться" в хозяйстве, то есть, говоря прямо, — воровать.
Но ведь тогда мясо в магазине купить можно было лишь в Москве. Поэтому в других городах всем приходилось так или иначе приворовывать. Иначе ноги протянешь. Всем, и начальникам в своих закрытых кормушках.
К стыду своему вспоминаю, как по заданиям сверху мы, руководители совхоза вынуждены (и по ночам даже) проверять, не косят ли в наших лесах и оврагах (где мы сами никогда не косили — технику не применишь, а людей для ручной косьбы нет) не работающие в совхозе жители, имеющие скот. Богопротивное это дело — "сам не ам и другим не дам".
Вспоминаю, с какой помпой подавалось очередное "облагодетельствование" работников совхоза — общественные огороды для снабжения их картофелем и овощами по низким ценам. Председатель рабочкома потребовала срочно подготовить план его создания. Я составил технологическую карту, наметил поле с плодородной почвой и спросил, на сколько человек рассчитывать этот огород. А он создавался по указанию сверху с одной лишь целью, чтоб рабочие не отвлекались от общественных работ и все силы отдавали хозяйству. И что же? Никто не записался. Я потом узнал у рабочих причину. Ответ был замечательным:
Мы вам не верим. План сдачи государству не выполните и нашу огородную продукцию сдадите, а мы останемся с носом!
Очень правильные слова. Так и было бы, конечно.
В эти годы рьяного строительства коммунизма ужесточена была антирелигиозная пропаганда. Действующие церкви закрывали. Недействующие, использованные на самые оскорбительные для храмов дела, сносили с лица земли, чтоб не мозолили глаза идеологическим работникам партии, чтоб не тревожили душу людям, нарушающим основную заповедь — не воруй.