— Пошел на х*й! — Сальва дернул рукой, и Бо вскинулся от боли. — Не надо! Конченый! Больной ублюдок! Ты реально…ублюдок!
— Паук! Повторяй за мной! Па— у-к!
Покручивая рукой и заставляя здоровяка дергаться и пищать от боли.
— Па-у-к!
— Мой хозяин — Паук! Давай!
— Хозяин Паук! Бля***ь, я истекаю кровью! Пощадииии…Паук…врачаааа!
— Вот и молодец! Все правильно! Паук! Сейчас отпущу тебя! — погладил быстро кивающего, обливающегося потом Бо по щеке и со всей дури вонзил лезвие между ног. — Мой евнух Бо!
Конвоиры влетели сразу же после этого, ударами дубинок отогнали Сальву от здоровяка, потащили куда-то по коридору и швырнули в изолятор. Ближе к вечеру его избили еще раз и подвесили за руки на несколько суток.
Он висел, с выкрученными руками, залитый кровью идиота Бо и…и думал о ней. Наверное, это была единственная отрада. Думать о ней. Вспоминать ее лицо, ее сиреневые глаза, ее шелковистые волосы. Он прикрывал болезненные от яркого света веки и вспоминал…
***
— Эй, Верзила, скучаешь?
К нему никогда сюда никто не приходил. Это было запрещено. Яма — позорное место, куда отец швырял непокорного сына, и с этого момента он считался прокаженным. А она пришла…неслыханно. Сумасшедшая дурочка.
— Та нет. Это охрененно веселое место.
А сам на лицо ее смотрит и думает о том, что никогда не видел девчонку красивее. Все эти соски, которые увивались вокруг него, раздвигали перед ним ноги, просто шавки. Не то, что она. Вереск — королева. Вереск недоступная, красивая, чистая, как вода из горной реки. Его Вереск. Он никогда и никому ее не отдаст.
— На. Лови ужин.
Швырнула ему вниз пакет.
— А теперь меня лови.
— Э неет, малая. Так не пойдет. Тебе здесь нечего делать. Давай, чеши в свою комнату.
Не хватало, чтоб она увидела его окровавленную спину… а под новыми ранами и старые шрамы.
— Ты чего раскомандовался? Я спину тебе намажу. Я видела, как тебя били… твой отец, он… не должен был так. Это неправильно и.… мне жаль, что он так с тобой поступил из-за меня.