– Тогда давайте сделаем так. Мы возьмём только два корабля, а другие два вы нам построите в течение года. Однотипные с теми, которые мы вам оставим. С тем же вооружением.
– Благодарю вас, ваше превосходительство. Я даже готов предложить вам взамен более современные корабли.
– Оба пойдут в Гётеборг, пока там не успели спохватиться. "Лев" же отправится в Копенгаген, где мой заместитель, граф Виталий Дмитриев, проведёт переговоры с королём Кристианом о закрытии Проливов для шведских кораблей, у которых не будет разрешения от вас. Кстати, на время моих отлучек, именно граф Дмитриев будет меня замещать.
– Очень хорошо, ваше превосходительство.
У меня сложилось впечатление, что Столарм был заинтересован в моём присутствии в Финском заливе, и я добавил:
– Господин адмирал, мне надо будет навестить русского царя Бориса в Москве. Кроме того, нужно будет переговорить с принцем Густавом и отправить его в Швецию. Не бойтесь, граф сможет решить все проблемы даже в моё отсутствие.
Вскоре мы прибыли на площадь перед королевским дворцом, и Столарм вышел на лобное место и объявил о своём регентстве. Народ всячески выражал свою радость, и выглядело это вполне искренне, хотя, конечно, будь на его месте другой, радость была бы примерно такой же. Тем временем, секретарь принёс ему текст новой редакции обязательств Швеции перед Русской Америкой, и он, поставив свою подпись, отдал его мне. Прочитал я его лишь тем же вечером, но, должен заметить, всё, что было обещано не только Столармом, но и другими шведами, содержалось в документе.
Я подошёл к Витале Дмитриеву и объяснил ему цель его похода в Копенгаген, а также его назначение моим заместителем. Конечно, я хотел взять его с собой в Москву, но понял, что здесь он мне будет нужен больше. А через час шведская эскадра, сопровождаемая нашим "Львом", ушла на северо-запад. Столарм решил распределить роли во время похода. Лишь два корабля – «Верблюд» («Kamelen») и «Заяц» («Kaninen») – остались стоять на якоре у Ульфсё. Шведские команды, согласно нашей договорённости, останутся там до тех пор, пока не подойдут наши.
Через полчаса, новоназначенный комендант города, кисло улыбаясь, сообщил мне о местоположении нашей новой конторы, а также о том, что все офицеры из тех, кто вчера напал на старую, арестованы и вскоре будут казнены – суд принял скорое решение о виновность каждого из них. Рядовые же исполнители находятся в одной из тюрем, их черёд настанет завтра. Я хотел было вступиться за них, но, вспомнив рассказ о том, как они отрубили головы несчастным только за то, что те сотрудничали с нами, я решил не вмешиваться.
И, оставив людей для конторы (включая на этот раз и отделение ополченцев), мы ушли обратно на Котлин. Как пел Цой, «девяносто два дня – лето», и нужно было провести его с пользой – а особенно закрепиться у устья Невы и навести наконец контакты с царской властью.
3. Возвращение в Питер
По дороге из Ревеля мы зашли на Гогланд. Прошло-то всего немного времени, а как все изменилось…
На Церковном мысу стояли полубатарея и пулеметы. Чуть подалее находились санчасть, дом для личного состава и еще один – с кухней, столовой, и залом. А метрах в двухстах возвышалась церквушка – пока еще без священника, отец Никодим будет сюда приходить раз в месяц с Котлина – и строящееся здание школы. Но занятия уже начались – в зале военного городка.
Финны, многие из которых еще недавно были довольно-таки замкнуты, оттаяли – ведь в санчасти лечили всех, в столовой подкармливали, а детям понравилась школа, тем более что девушка-врач, Лена Смирнова, оказалась по матери финкой и знала язык. Она и преподавала в школе в свободное время, и дети были от нее без ума.
В столовую же взяли на работу жен и дочерей кое-кого из местных, и платили хоть и мало по нашим меркам, но очень неплохо по меркам местным. А многие взрослые и подростки помогли – за деньги, понятно – при строительстве. Конечно, была проблема завоза промтоваров, но один из местных финнов ходил в Нарву, где и покупал товар на продажу. Более того, почти все финны были готовы креститься в нашей церкви – при шведах они были гражданами второго сорта, а сейчас чувствовали себя принятыми в русскую семью, и хотели стать как можно больше похожими на русских. То, что работало с индейскими племенами, заработало и здесь.
Обещав срочно прислать отца Никодима, мы ушли на Котлин. Мы отсутствовали всего-то пару дней, но даже за это время кое-что изменилось: с северо-запада пришли лодки с финнами, которые услышали от гогландцев, что с русскими хорошо иметь дело, и предложили свои услуги. Наши ребята согласились, чтобы они построили свою деревню рядом с базой, с условием, что все они примут русское подданство и перейдут в православие, а также пошлют своих детей в наши школы. Финны уже потихоньку ходят за семьями, и у Николаева скоро появится полноценный финский квартал.
Я полностью одобрил их действия, подумав вскользь, что нужно бы здесь поселить и русских. А то чисто финское поселение что здесь, что на Гогланде, не обязательно то, что доктор прописал.
Все это время, баркасы сновали по рукавам Невы в поисках фарватера для «Победы». Мы знали, что в девятнадцатом веке начали углублять дно, ведь глубины в дельте реки были недостаточными. В планах было послать в дельту реки наших «арабов». Но, к нашей радости, неожиданно обнаружился широкий канал более восьми метров в глубину.
И утром тридцать первого мая, или двадцать первого по старому стилю, «Победа» ушла к Неве. Васильевский остров с моря казался пустынным – ни порта, ни зданий, ни огня, ни черной хаты… Нет, вон в том заливчике – несколько, судя по общему виду, финских хижин. Ладно, обождем со знакомством – мы и так потеряли кучу времени.
И вот – стрелка Васильевского острова и широченная, величественная Нева. В мой прошлый визит в эти места, по берегам Невы стояли прекрасные здания, Биржа и Ростральные колонны делали Стрелку незабываемой, а ныне там было два-три домика, не более того. Мы сначала хотели туда наведаться, но там, где в будущем будет Петроградская сторона, мы увидели и церковь, и деревню домов в двадцать.