Томас резко повернулся ко мне.

– Это не конец, Энн.

– Знаю. Просто Оэн уснул.

– Мне бы хотелось дослушать до конца, – еле внятно попросил Томас.

– На чем я остановилась?

– «Сквозь изваяний грозный строй / Бредут они, рука с рукой, / И от желания дрожат. / И главный страж отводит взгляд», – без запинки процитировал Томас.

То обстоятельство, что он говорил приглушенным голосом, лишь добавило эротичности бессмертным словам, и я с готовностью подхватила нить повествования – пусть поэма, нашептанная в темноте, в грозовую ночь, станет благодарностью за мое спасение.

– «Пред ними ж – медленный поток / Кисельных вод; он, как венок, / Вокруг чела земного лёг…» – Я продолжала всё тише, всё отчетливее, ибо повествование стремилось к финалу, а последние строки всегда вызывали во мне особый трепет.

– Бессмертьем, кое обрели / Те двое на краю земли… – эхом отозвался Томас.

В комнате разлилось мерцание, которое всегда оставляет по себе хорошая история. Закрыв глаза, я слушала, как посапывает во сне маленький Оэн, а сама едва дышала, боясь спугнуть восхитительный миг.

– Энн, ты так и не открыла Оэну причины своих слез.

Наскоро прокрутив варианты ответов, я остановилась на самом безобидном, наипростейшем объяснении моих сложносочиненных эмоций.

– Ирландские легенды я слышала от дедушки. История о том, как Сетанта сразил свирепого пса, произвела на меня особенно глубокое впечатление. Сегодня я рассказала ее Оэну, он же когда-нибудь расскажет про Сетанту своей внучке. Только и всего.

«Ну да, я тебе рассказывал. А ты – мне. И снова расскажешь. Один только ветер знает, кто первый начал».

Уже светало, силуэт Томаса в оконном прямоугольнике стал четче. По напряженной позе я поняла: Томас ждет. Мое объяснение его не убедило.

– Вот я здесь лежу, выздоравливаю, мой Оэн обнимает меня, такой славный, такой родной. Поэтому я расплакалась. Поняла вдруг, какое это счастье.

Неуклюже вышло. Я тосковала по другому, взрослому Оэну. Я тосковала по уюту прежней, налаженной жизни. Меня терзал страх. Но кое в чем я все-таки не сфальшивила. В моей душе было место для любви к маленькому мальчику и для благодарности к мужчине, который охранял меня ночь напролет.

Томас покачал головой.

– Хочешь сказать, ты плакала от счастья?

– В последнее время у меня глаза на мокром месте. Но сегодня… сегодня слезы действительно были вызваны радостью и умилением.