Я спросил, что от меня требуется, какая помощь. Мик только усмехнулся и обрушил мне на спину свою лапищу. Потом, правда, задумался, а через минуту спросил, надежен ли мой дублинский дом. Потому что борцам за свободу Ирландии необходимы явочные квартиры.

Я тотчас дал согласие, а заодно и ключ от дома и обещание, что предупрежу пожилую чету, которая за домом приглядывает. Мик спрятал ключ в карман и добавил:

– А еще, Томми, нам нужно оружие.

Я долго молчал под его сумрачным взором.

– У меня скоро будет целая сеть поставщиков оружия. Пункты по всей Ирландии. Понимаю тебя, Томми: ты клялся спасать человеческие жизни, а не отнимать их. Да только какая же борьба без оружия? Война близка, Томми, и мы должны к ней подготовиться.

– Нет, Мик, в этом смысле на меня не рассчитывай.

– Другого ответа я и не ждал, – вздохнул Мик. – Хотя… ты ведь можешь иначе помочь правому делу.

Он долго буравил меня своими стальными глазами. Ну конечно! Мик нарочно начал с оружия. Знал, что я откажусь. Рассчитал, притом правильно, что я не сумею сказать «нет» два раза кряду.

Он спросил, правда ли, что по отцу я англичанин.

– Не совсем, – ответил я. – Мой отец был фермером. Как и дед, и прадед, и прапрадед. Земля, на которой столетиями трудились мои предки, сейчас лежит невозделанная, а почему? Потому, что мой прапрапрадед был заподозрен в симпатиях к французским революционерам, схвачен британцами, подвергнут наказанию плетьми и ослеплен. Мой прадед в 1845 году, во время картофельного голода, потерял половину своих близких. Моему деду пришлось расстаться с половиной своих детей – они эмигрировали в Америку. А мой отец умер во цвете лет от непосильного труда на земле, которая ему не принадлежала.

Мик сверкнул глазами, снова хлопнул меня меж лопаток и произнес с чувством:

– Прости, Томми, друг.

– Англичанином был мой отчим, – добавил я, отлично сознавая: именно это обстоятельство имел в виду Мик. Оно занозой сидело в моей совести, заставляло изыскивать способы исправить прошлое – и знать, чуять: оно непоправимо.

– Ну да, я про отчима и говорил. Ты, Томми, человек уважаемый. На тебе, в отличие от нас, отсидевших во Фронгохе, нет клейма. Твое положение в обществе, твои связи в верхах могут мне очень пригодиться – как здесь, в Дромахэре, так и в Дублине.

Я кивнул в знак согласия, отнюдь не уверенный в собственной потенциальной пользе. Мик живо сменил тему – остаток вечера мы вспоминали старое доброе времечко. Но вот я доверяю бумаге наш разговор – и руки мои дрожат, а сердце стучит с тревогой, даром что дневник спрятан надежно, да и вообще никому не ведомо о его существовании.