Я вздрогнула. Вот не думала, что в комнате кто-то есть. Ребенок, судя по голосу. Действительно, детская мордашка маячила сквозь медные столбики изножья старомодной кровати.

Попытка приподняться не увенчалась успехом – бок словно ожгло. Едва дыша от боли, я вымучила:

– Подойди поближе.

Ребенок не ответил, но само его молчание было исполнено смысла. Наконец после изрядной паузы я почувствовала: моей ступни касается детская ладошка. Затем кровать чуть дрогнула, как если бы некто вплотную подошел к изножью и попытался обхватить все столбики одновременно, чтобы они стали ему ширмой. Попытка удалась не сразу, притом в процессе любопытство пересилило робость. В следующий миг я оказалась лицом к лицу с мальчуганом лет пяти – белая рубашечка неуклюже заправлена в темные брючки на стариковских подтяжках, волосы, еще не погрубевшие, а нежные, как пух, – невозможного, нереального, практически алого оттенка; нос прямой и коротенький, задиристый, одного переднего зуба недостает, а глаза – синие-синие, насчет этого даже в полумраке не ошибешься. Мальчуган смотрел прямо на меня, будто оценивал. Я поняла, что знаю, кто он такой есть. Знаю, у кого – одного в целом свете – такие глаза.

– Ты снова уходишь? – повторил маленький рыжик.

Я не сразу продралась сквозь его акцент.

Разве я ухожу? Я просто не в силах, будь даже на то мое желание. И потом я не знаю, как сюда попала.

– А где я?

Язык еле поворачивается, слоги смазаны. У меня у самой теперь акцент, притом неудобоваримый. Такое только от морфия бывает.

– Не зная, где нахожусь, я не знаю и куда мне идти, – договорила я.

– Ты в Гарва-Глейб, – сразу ответил мальчуган. – В ничейной комнате. Хочешь, теперь она твоя будет? Хочешь?

– Спасибо. Ты очень добрый. Меня зовут Энн. А тебя?

Он сморщил носишко.

– А ты разве не знаешь?

– Нет, – прошептала я, чувствуя себя предательницей.

– Я Оэн Деклан Галлахер, – с гордостью объявил мальчуган. Полное имя выдал, как порой свойственно малышам.

Оэн Деклан Галлахер. Так моего дедушку звали.

– Оэн! – Возглас оборвался. Я протянула руку, хотела дотронуться до мальчугана, почти уверенная, что имею дело с призраком. Он попятился, покосился на дверь.

Всё ясно. Я сплю. Это сон такой причудливый.

– А сколько тебе годиков, Оэн? – спросила другая Энн Галлахер – из сна.