Угомонив старика и выслушав показания последнего обвиняемого, суд удалился на совещание. Спорили долго, с пеной у рта. Участковый, браконьер и начальник завода требовали сурового наказания для всех. Отец Илья взывал к христианскому милосердию. Я, мой дядя и Марина с братом настаивали на объективной оценке ситуации и мерах, скорее, исправительного, нежели карающего характера. Конечно, не для всех — приговоры Захарову и американцу не вызывали разногласий. Наконец, после трех часов споров, опустошенной банки бесценного кофе и приконченной пачки сигарет, мы пришли к единому мнению.
Мы вернулись на свои места в президиум, ввели обвиняемых. Зевак на площади стало меньше раза в два — народ устал ждать гласа правосудия и разбрелся по своим делам. Тем более, что любые новости разносились по деревне с молниеносной быстротой. Какой смысл стоять и ждать, когда потом все равно расскажут?
— Захаров Виталий Петрович и Яковлев Андрей Джонович, особая комиссия чрезвычайного трибунала признала вас виновными по всем пунктам обвинения, включая самое тяжкое — государственную измену, — зачитывал приговор полковник. — Вы приговорены к смертной казни.
— Секир башка, — с каменным лицом произнес Захаров.
— Ну зачем так грубо? — покачал головой Грачев. — В средние века вас бы сожгли на костре. На Диком Западе вас бы повесили. Мы — люди цивилизованные, потому вас расстреляют. Приговор будет приведен в исполнение сразу после трибунала.
Главарь бандитов так и продолжил стоять статуей, не шевеля ни единым мускулом. Яковлев же впал в истерику. Он носился в круге охраны, вопил что-то про американского консула, о могуществе звездно-полосатого флага, пока один из конвоиров не успокоил осужденного ударом приклада.
— Благодарю, — кивнул дядя. — Белкин и Воропаев, вы виновны в государственной измене, но трибунал принимает во внимание смягчающие обстоятельства, в частности — вашу непричастность к похищению людей и убийству мирных граждан, а потому вы приговариваетесь к…
— К пяти годам изокуба, — зевнул Михаил, пока военный переворачивал страницу.
Полковник удостоил астронома испепеляющим взглядом, и продолжил:
— … приговариваетесь к пяти годам каторжных работ на металлургическом заводе. Наказание может быть пересмотрено в случае добросовестной работы на благо общества, положительных характеристик и так далее.
Кузнец с оружейником, ожидавшие более страшного наказания, не смогли сдержать своих эмоций. Воздев руки к небу и радостно завопив, оба упали на колени. Белкин умудрился еще и достать из-под рубахи нательный крестик и целовал его с такой страстью, что святой отец прослезился.
Остальные преступники тоже получили различные сроки каторги в различных местах, исходя из степени их вины, раскаянья и профессий. Все остались довольны. Как говорится — и парни сыты, и девки целы.
Двух главных злодеев препроводили за огороды, где и шлепнули без шума и пыли. Без малейшей жалости, как бешеных собак.
— Нет, ребята, политика — не мое дело, — признался Михаил после процесса. — Вершить судьбы людей для меня настолько сложно, что голова вскипает. Тут и чувства, и законы. И справедливость, чтоб ее. Со звездами проще. Кстати, сегодня вечером могу познакомить всех желающих со своей теорией катастрофы — значительно расширенной и доработанной.
— А почему вечером, а не сейчас? — поинтересовался я.
— Потому что нужно поужинать, а тебя еще и Марина просила зайти к ней, помочь что-то там с компьютером.
— Вот черт, — выругался я. — Девушки, которые знают слова, такие как нема… нама… ну ты понял. В общем, такие девушки меня несколько пугают. Ты же сам неплохо в компьютерах сечешь — почему б тебе не помочь ей?
— Во-первых, она просила именно тебя. А, во-вторых — у тебя нет вариантов. Когда ей нравится парень — шансов отвертеться нету.
— А с чего ты взял, что я ей нравлюсь? — удивился я.
— Я ее знаю двадцать лет, был свидетелем стольких ее романов, что и не счесть. Кому еще, как не мне, знать, кто ей нравится?