— Не знаю, хазрат эмир, — ответил Дмитрий, думая о джавляке.
Но то ли у Тимура пропала охота продолжать игру, то ли он ожидал от Дмитрия иной реакции.
— Прекратим игру, эмир Димир, — сказал Тамерлан. — Запомни, ход за тобой.
— Хазрат эмир, позволь мне отлучиться из лагеря, — быстро сказал Дмитрий, пока Хромец не отправил его восвояси. — Я хотел бы видеть дервиша.
— Зачем? — спросил Тамерлан. — Разве моих слов тебе недостаточно?
Дмитрий угрюмо молчал. Не отпустит его Хромец, ох, не отпустит.
— Хорошо, езжай, — неожиданно согласился Тамерлан. — Тебе важно услышать и его. Но один не отправляйся, возьми воинов. Вернешься к рассвету.
* * *
Споткнувшись о чью-то ногу, торчавшую из-под кошмы, Дмитрий едва не растянулся в грязи в полный рост. Выгнувшись, он умудрился сохранить равновесие и рванул край кошмы вверх, заглядывая под нее. Дервиш с длинными спутанными волосьями, сальными прядями свисавшими из-под бесформенной шапчонки, с куцей бородкой, которую он не расчесывал, пожалуй, ни разу в жизни, дико сверкнул глазищами. Мокрый и взъерошенный, он тянул кошму на себя, костеря при этом непрошеного гостя отнюдь не святыми словами.
— Где джавляк Як Безумец?
— Тебе нужен, ты и ищи, — громко пыхтя, огрызнулся каландар.
Пыхтел дервиш от натуги, делая бесполезные попытки вырвать войлок из пальцев Дмитрия. Тот показал каландару заранее приготовленную монету. Вид серебра оказал на дервиша благотворное действие.
— Там, — махнул он куда-то во тьму и потянулся к серебру. — Давай дирхем.
— Отведи к нему, — потребовал Дмитрий, отводя руку с монетой. Повадки дервишей он изучил хорошо.
— Не веришь? — оскорбился патлатый.
— Не верю. Отведешь к нему, получишь пять динаров.
Дервиш раздумывал недолго. Пять золотых пересилили его нежелание лезть под дождь.
— Ладно, пошли, — как ни в чем не бывало объявил он, вскакивая на ноги. — Кошму отдай.
Дмитрий разжал пальцы. Каландар с головой закутался в войлок и потопал вперед, разбрызгивая грязь. Поиск он вел своеобразно. Подойдя к собрату, укрывшемуся от дождя под такой же кошмой или же чем-нибудь еще, он отвешивал пинка и, выслушав брань, которой его поливали, удовлетворенно замечал:
— Здесь его нет.