– А вы подружитесь с Кошко да с Владимиром Гавриловичем Филипповым. У них довольно много грамотных специалистов, и кое-кого можно переманить без ущерба делу. Зря морщитесь, товарищ Петерс. Крестьянин и при царе отлично пахал землю, рабочий стоял у станка, солдат защищал страну, а полицейский ловил бандитов. Это просто имперские волкодавы. Дайте им другую цель, покажите, что они нужны и важны для страны, и не будет у вас преданнее работников.
– Ну, возможно.
Они поговорили ещё с полчаса, и Петерс отбыл, пообещав заходить по возможности. А стоило двери за латышом закрыться, как в кабинет вошёл Львов.
– Слушай, это у тебя не Петерс был? – Глеб покачал головой.
– Он. – Анненков кивнул и внимательно посмотрел на друга. – А что с ним не так?
– Да с ним всё не так. – Львов присел в кресло и ловко метнул фуражку на рожок вешалки. – Есть мнение, что подстукивает наш товарищ Петерс английским друзьям.
– Агент?
– Нет, не агент, а скорее агент влияния. Знаешь, кто у него жена? Некая Мэйзи Питерс, в девичестве Фримен – дочка одного лондонского банкира. А в любовницах ходила мадам Шеридан. Широко известная в богемных кругах скульптор, художница и поклонница жёстких отношений.
– Вот жешь террариум. – Анненков вздохнул. – Ну и чего, актировать будем?
– Да хорошо бы. Только вот организатор он действительно прекрасный. Да и секретов у нас пока особенных нет. Но на крючке держать нужно.
Лиза Конвей прибыла в Петербург, имея на руках рекомендательные письма почти ко всей большевистской верхушке, так как в ссылках коммунисты не чурались заводить связи с европейскими социалистами и деятелями культуры. Но одно письмо она хранила отдельно и так, что его не нашли бы даже при самом тщательном обыске. Письмо от их общего друга к Янису Петерсу, недавно возглавившему политический сыск революционной России.
Красивая и эффектная дама, с умопомрачительно длинными стройными ногами и огромными зелёными глазами появилась в Аничковом дворце и, произведя эффект разорвавшейся бомбы, вызвала обильное слюноотделение у мужчин и приступы горячей пролетарской ненависти у работавших там женщин.
С Петерсом удалось встретиться лишь через неделю, и Лиза с лёгкой смешинкой наблюдала, как он хмурится, вчитываясь в текст, напечатанный на листе папиросной бумаги.
Впрочем, там не было ничего порочащего. Старый знакомый интересовался, как у Яниса идут дела, передавал небольшой сувенир в виде толстой пачки денег и длинной колбаски золотых монет, а также просил свести накоротке Лизу со всеми, кто ей будет нужен.
– Ну и кто же вас интересует? – Петерс сжёг бумагу в пепельнице и пристально посмотрел на девушку.
– Я тут относительно недавно, но полагаю, что прежде всего это господа Анненков, Львов, Сталин и Ленин.
– К Ленину не подобраться. – Петерс отрицательно покачал головой. Появляется только на крупных заседаниях и никогда не выходит в кулуары. А вот с Львовым и Анненковым можно. Через три дня заседание Петербургского городского комитета партии, и они там будут оба. Но хочу предупредить. Это очень опасные люди. – Петерс вздохнул. – Если то, что о них говорят, правда хотя бы наполовину, это, пожалуй, самые опасные люди в России.
– Не беспокойтесь. – Лиза сверкнула белозубой улыбкой. – И не таких хищников в клетку сажали.
Заседания Горкома, которые некоторые из присутствующих всё время пытались забалтывать политическими агитками, жёсткой рукой Львова сводились к вопросам повседневной жизни города и обороны, что, кстати, было оценено Лениным, тоже не любившим пустопорожнюю болтовню.
На этот раз докладывал начальник городских складов продовольствия и руководитель городского управления Комиссариата внутренних дел. Оба «отстрелялись» довольно быстро и, получив в равной доле нагоняй за упущения и похвалу за достижения, удалились в зал, а Иосиф Сталин, выступивший последним, призвал налаживать на заводах Петербурга выпуск продукции, необходимой селу, так как посевная была не за горами, а обменный фонд для закупок зерна непозволительно скуден.