Нас окружают только вода и воздух. Мы здесь совершенно одни, нет никого, кто мог бы подслушать или наблюдать за нами, как за рыбками в аквариуме.

Солёный бриз раздувает волосы Деэра вокруг его лица, и я поворачиваюсь к нему.

— Я готова задать ещё один вопрос, — говорю я.

Он усмехается.

— Так скоро? Прошло всего несколько дней с момента последнего вопроса.

Я игнорирую его слова.

— Почему ты такой джентльмен?

В смысле, почему ты так решительно настроен сохранять дистанцию до тех пор, пока я не разберусь со своими проблемами?

Деэр смещает вес и скрещивает ноги в лодыжках.

— Так ты заметила.

Его тон насмешливый. Я закатываю глаза.

— Серьёзно. Почему ты пытаешься заставить меня делать что-то для моего же блага, хотя я этого делать не хочу? Всё ради того, чтобы оставаться джентльменом? Может, джентльменство слишком переоценено и давно устарело.

Он смеётся, прикрывая глаза от солнца длинными пальцами одной руки. Я смотрю на его серебряное кольцо, поблёскивающее на свету.

— Это не так, поверь мне. — Он произносит это так многозначительно, так странно.

Я приподнимаю бровь, и он вздыхает.

— Мой отчим, несмотря на всю свою утончённость и богатство, не был джентльменом за закрытыми дверями. Уже с самого раннего детства я решил, что всегда буду его противоположностью. Мама часто давала мне уроки о том, как должен вести себя джентльмен. Она говорила об этих качествах с таким… благоговением, что я знал, кем хочу быть. — Он замолкает. — Теперь ты будешь надо мной смеяться?

Он пристально смотрит на меня, линии его челюсти в этот момент такие застывшие, а глаза настороженные. И я ловлю себя на том, что мне хочется протянуть руку и погладить шероховатость его щетины.

— Нет, — отвечаю ему я. — Вовсе нет.

Потому что он заставил ту скрытую часть меня сострадать — материнское место, место, которое хочет защитить его от всего, даже если и от меня тоже.

— Что сделал твой отчим?