1

Впервые в жизни замочить человека – это вам не хухры-мухры, это вселяет какой-то бешеное, хоть и недолгое самоупоение. Перед тобой возникло страшное, неодолимое препятствие – и ты без размышлений и угрызений совести его преодолел! И тогда, освободившись от привычных, годами выработанных норм, ты вдруг включаешь какую-то другую, безудержную скорость, и она делает возможным все на свете. Еще несколько минут после этого ты ощущаешь на языке покалывание адреналина и какое-то бешеное и тошнотворное, ни с чем не сравнимое ликование от успешно совершенного насилия.

А потом я застегнул плащ на все пуговицы и пошел себе, поигрывая в кармане куском трубы. Несмотря на дождь, улицы были запружены «руками и умами». Особенно густой толпа была в той стороне, где горела яркая иллюминация, и я инстинктивно подался туда; проходя мимо входа в отель, я вдруг опустил голову и засеменил.

Я знал, что единственное мое спасение – как можно быстрее добраться до Малой Страны и попасть в британское посольство. И эта гротескная картина – как в попытке скрыться от тайной полиции я бегу по многолюдному и враждебному городу – казалась мне в первые минуты абсолютно потрясающей. Я чувствовал себя таким стойким, таким энергичным – ничего общего с прежней трусливой тряпкой.

Мала Страна расположена на том берегу Влтавы, примерно в полутора милях от моста. Я вдруг ясно представил этот широкий проспект, о котором в паническом ужасе совсем позабыл. Начинается он сразу за Мостецкой. В прошлый мой приезд я наверняка проходил там по дороге к Граду. Если идти туда пешком, сквозь густую толпу, потратишь не меньше получаса. И я решил, что лучше всего сесть в трамвай.

Я пошел к остановке, расположенной на островке, посреди шоссе. Несущиеся мимо трамвайчики были битком набиты, но так как три девятых номера прошли один за другим, мне удалось как-то прицепиться к последнему. Никаких билетов там не продавали. Кондукторша просто не могла пошевельнуться в этой давке. Я висел на подножке, живот все еще ныл и саднил от последнего удара, но пока мы, подпрыгивая и качаясь, ехали по этому сверкающему и бурлящему городу, я ощущал себя офигенно живым.

«Соскочил! – думал я. – Всего полчаса назад меня колошматила тайная полиция. Но я ее переиграл. Я грохнул этого типа, который пытался меня задержать. Невероятно, но факт! Даже не верится, на что способен человек, стоит ему только захотеть!»

В своем стремлении убежать как можно дальше, как можно скорее смешаться с толпой я ушел в другой конец улицы. А теперь трамвай снова вез меня обратно, мимо гостиницы, к гигантскому портрету Ленина, что на перекрестке. Моего петушиного задора хватило примерно до первой остановки. Мне вдруг показалось, что он стоит дольше обычного, и я высунулся посмотреть, что происходит. Вся вереница трамваев стояла. У меня снова заныло в животе.

Кондукторша, бранясь, пыталась пробраться вперед, но очень быстро отказалась от этой идеи.

– Если кто спешит, пусть лучше сходит, – сказала она. – Они там чего-то ищут.

Шумная веселая ватага подростков тут же высыпала из трамвая, и я – вместе с ними. Я перешел на тротуар и направился к перекрестку. Мне можно было даже не смотреть – боль в желудке сразу послала нужный сигнал. У первых трех трамваев с обеих сторон стояли те самые – по двое, в шляпах и плащах. Пассажиры выходили по очереди, распахивали пальто и предъявляли документы. Все было очень серьезно. Они времени зря не теряли.

Я дошел до угла и увидел ту же сцену на тротуаре – для пешеходов, желающих попасть на улицу Народного Труда и на Прикоп. Тогда я повернул в обратную сторону.

От Вацлавске Намести отходит девять улиц, пять из них – в сторону Влтавы и четыре – в противоположном направлении. Сорок минут ушло у меня на то, чтобы в этой толпе проверить каждую из них. Хотя эту идею можно было отбросить сразу же после первой улицы. Пять улиц, ведущих к Влтаве, были перекрыты. Четыре, идущие в противоположном направлении, – тоже. И все это, как я заметил с самого начала, очень оперативно.

Итак, нынешней ночью мне в британское посольство не попасть. И с Вацлавске Намести не уйти. Я попал в мешок.

2

В половине одиннадцатого толпы на улицах все еще не поредели, хотя дождь, который теперь слегка моросил, к счастью, не прекратился. Все в том же глyxo застегнутом плаще я устало брел по улице. Меня уже мутило от одного ее вида, потому что я прошел по ней туда и обратно раз шесть подряд. Громкоговорители, отгремев сборную солянку из всяких маршей, передавали теперь мелодии из «Проданной невесты». Я был в полном изнеможении. Будущее представлялось мне жестоким и безнадежным. На участке между портретом Ленина и музеем народищу было тысяч двадцать. Скоро все они разойдутся по домам – скажем, через час, ну максимум, через два. Полиции нужно просто набраться терпения. Шатаясь взад-вперед по улице, я без конца думал, как мне избавиться от сюртука. Общественных туалетов на Вацлавске Намести нет, а даже если бы и были, я бы не рискнул зайти ни туда, ни в любое другое место, где меня могли поджидать. Снять его на улице было невозможно. Даже если бы я и решился на такой акробатический этюд, все равно была проблема с документами. Выхода не было – я попал в капкан.