Он, не разгибаясь, зыркнул на меня и молча вернулся к работе. Этот знакомый, далеко не новый жест наполнил меня таким ликованием, что я, присев по-лягушачьи, просунул голову между двумя передними колесами и, набрав побольше воздуха, рявкнул: – Рикет! Рикет! Рикет! – прямо как двинутый баритон на поцарапанной пластинке.

Хорек подпрыгнул как ошпаренный, с размаху треснулся головой и, обхватив ее руками, взревел, как тварь бессловесная. Произнеси я хоть слово извинения, он бы точно кинулся на меня с шестидюймовым гаечным ключом. А потому, подавив желание удрать и сделав вид, что ничего не заметил, я быстро сказал:

– Эй, Рикет, потом все это дочините. Я очень спешу.

Он был так ошарашен, что, помешкав с минуту, вылез из-под грузовика, хотя глаза у него были злющие, прямо кровью налитые. Я сказал ему:

– Черт возьми! Я чуть глотку не надорвал! Вы что, не слышали, как я вас зову? Я дико тороплюсь. Поменяйте мне аккумулятор и гоните счет. Я хочу расплатиться.

Сперва мне хотелось обставить эту сцену поярче, но так как цену он запросил сносную, да и пора была отчаливать, пока он меня не отделал, я небрежненько с ним расплатился и, с полуоборота заведя мотор, ликуя, покатил вперед.

Поехал я в сторону Хенли и в четверть второго уже сидел там, потягивая пиво и любуясь на лебедей.

Итак, молодой хозяин вступил в свои права, да еще и успел за себя отомстить. Я почти физически ощущал на плечах огромный мешок с добычей – с каким-то сверхтяжелым куском радиоактивного вещества, и смутно ожидал того, что оно вот-вот обернется чем-нибудь более стоящим.

Тысячи пронизанных солнцем дорог, просторный дом для маменьки, чтобы жила там королевой, остров, кабак, яхта и стайка соблазнительных шлюх. А то можно перекупить Хрюнов бизнес, а мисс Воспер превратить в белую рабыню…

Это чудо все разрасталось, наполняя меня до краев, пока я потягивал первую пинту. А принявшись за вторую, я стал осторожненько подбираться к мысли о Мауре. Все утро я чувствовал, как что-то во мне упорно не желает вникать в эту тему. Мне не хотелось рассказывать ей про письмо. И пока что не хотелось рассказывать про деньги. «Наверно, для этого есть какая-то причина», – думал я, важно кивая лебедю, подплывшему на меня полюбоваться.

Найти эту причину было совсем не трудно. Наличие денег предполагало, что: а) я еще успею все взвесить по поводу наших с ней отношений; б) Маура непременно начнет указывать, что делать с деньгами. И наконец, если выбрать правильную линию по пункту «а», то пункт «б» решится сам собой.

Но дело было гораздо сложней. До тех пор, пока о женитьбе не было речи, эта девчонка казалась мне самой желанной на свете, и все последние месяцы меня больше всего занимали наши отношения. Но ведь и до встречи с Маурой что-то было. И после нее будет полно всякого. Короче, неужели она такая уж мечта моей жизни?

Я надул щеки и задумался. Недостатков у нее хоть отбавляй, это факт. Во-первых, она любит покомандовать. А во-вторых, я в ее глазах отнюдь не герой.

В общем, мне показалось, что это надо бы обдумать посерьезнее. И пока суд да дело, стоит держать язык за зубами. У меня было двести фунтов на расходы (за вычетом того, что отхапал Хорек) и целая вечность, чтобы решить, как поступить дальше.

Время близилось к двум, люди высыпали из офисов, чтобы после ленча полюбоваться на реку. Есть мне не хотелось, я просто сидел себе тихонько да потягивал пиво. Выдул еще две пинты, потом бар закрылся, и тогда я не спеша покатил обратно, без интереса прислушиваясь к стуку в коробке передач. Я подумал, что нужно купить маменьке, подарок и стоило бы сегодня вечером подскочить к ним в Борнемут. Может, прямо сейчас.

Тут я вспомнил совет Канлифа передать новость через Имре и остановился у ближайшей телефонной будки.

Имре тут же подошел к телефону, и я сказал:

– Привет, дядя. Это Николас. Как жизнь?

И ухмыльнулся, представляя, как он стоит там, большой и нелепый, в своем чесучовом пиджаке, и волоски в его ноздрях вибрируют от мощного дыхания. Такой добрый, рыхлый слонопотам.

– Николас, – шумно дыша, сказал он, – рад тебя слышать, мой мальчик. Как поживаешь?