И вдруг он ощутил тоску,

припомня взгляд ребенка.

И вдруг он ощутил вину,

пришедшую мгновенно,

и стыд, молчавший вся войну,

и совесть, что нетленна,

пока не умер Человек

в тебе, каким бы страхам

режим какой бы ни подверг

тебя за хлеб и сахар…

…Тянул на запад паровоз,

тревожа ночь гудками.

Домой, на Рейн он Ганса вез,

а Ганс домой вез камень.

Тот самый камень, что с виска

содрал до крови кожу,

тот самый камень, что слегка

царапнул душу тоже.

Впервые крепко спал Иван,

мать стоном не тревожа.