Тишина… так и застыла она с полураскрытым ртом. В ней внезапно проснулся инстинкт самосохранения. И сейчас инстинкт боролся с ее глазами — ведь перед собой она видела гоблина со старперскими руками. А глубинное подсознание ей истошно кричало — заткнись, заткнись, дура! Ничего не говори! Развернись и уходи! Она бы ушла сразу, но вот приказ…

Пришлось ей помочь. Усаживаясь, пробурчал, уже не глядя на нее:

— Скажешь своей главной — девяносто первая с долгом рассчиталась сполна! Она больше ничего не должна! Ни единого сола! Всем вашим передай то же самое, слышишь, дешевка? Девяносто первая вам больше ничего не должна! А теперь свали с глаз моих, дерьма кусок!

— Как… как ты со мной…

— Свали нахер!

Этого хватило. Опустив глаза, она развернулась и ускоренным шагом двинула прочь. Докладывать.

— Спектакль еще не кончен — со смешком предупредил я Йорку, решившую, что уже можно что-то говорить.

И точно. Сделав три шага, девка обернулась, зыркнула сначала на меня, потом на Йорку, следом на потолок и снова на Йорку. И аж давясь от черной злобы пообещала:

— Тебе конец, сука! Конец! Порежут на куски! Червем ползать будешь, тварь!

Только после этого она ушла окончательно. Проводив ее долгим взглядом, я широко-широко улыбнулся, растянув губы до предела. Чтобы мою сверкающую улыбку видели со всех сторон — и даже с затылка.

— Нам конец. Теперь и тебе тоже — удивительно спокойно поведала мне Йорка.

Перегорели в ней эмоции. Самое страшное случилось — она осмелилась сказать «хватит!» пусть и с моей помощью. А это самое страшное. Остальное — возможные побои, увечья — уже не так страшно.

— Ну нет — сказал я — Нам не конец. Продолжаем ждать.

— Думаешь явятся?

— Таких как ты у них много? Платящих дань гоблинов и орков.

— Рыл десять наберется точно. Вечерами все в одно место приходят — обычно к девятой тропе. Смешно… стоим гуськом, протягиваем наработанное за день, по очереди получаем по хлебалу, один за другим обещаем завтра постараться сильнее, ждем милостивого кивка и расходимся. И все это — не глядя друг на друга. Потому что стыдно показывать себя вонючей трусливой тварью отдающей последнее и не могущей сказать «нет». Как?! Как они со мной такое сделали?! Я ведь даже ни в чем не виновата!

— Они почувствовали в тебе слабину — пояснил я — Учуяли мягкое место. Податливость. И поспешно всадили туда отравленный коготь — угроза, давление, хорошо им известные словечки что действуют безотказно. А ты позволила им сначала себя уговорить, затем разрешила ударить. Следующий шаг — открыть пошире ротики или раздвинуть ножки.

— Пошел ты! Сдохни!

— Это было бы неизбежно, Йорка. Ты девка симпатичная. Сегодня-завтра один из них потребовал бы…

— Джонни — перебила меня Йорка, медленно кивая — Точно! Это он ударил меня. И он же намекнул, что если завтра не принесу чего-то действительно стоящего… то меня ожидает сюрприз, что может даже типа оказаться мне жутко приятным…