Лунный свет проникал сквозь окна как эфирный мост, ведущий в другой мир.

— Почему? — спросил Николас.

— Потому что мне стыдно. Мне стыдно, что я этого хотела. Но больше я не хочу быть такой. Никогда.

— Разве это так ужасно — хотеть повиноваться?

— У меня это было... Да, это было противоестественно.

— Что это значит?

Жюстина повернулась, и Николас почувствовал мягкое прикосновение ее груди.

— Я больше не хочу об этом говорить. Давай забудем. Николас притянул ее к себе и посмотрел ей в глаза.

— Давай договоримся. Я — это я, а не тот парень из Сан-Франциско. Кстати, как его звали?

— Крис.

— Так вот, я не Крис. — Он помолчал, изучая ее реакцию. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Если ты боишься, что повторится то, что было, значит, ты видишь во мне Криса или еще кого-то. Это бывает со всеми; у каждого есть свои призраки. Но ты не должна этого допустить сейчас. Если ты сейчас себя не переломишь, ты никогда этого не сделаешь. И каждый мужчина, которого ты встретишь, будет для тебя Крисом, и ты никогда не освободишься от своего страха.

Жюстина вырвалась из его рук.

— По какому праву ты учишь меня жить? Что ты о себе воображаешь? Думаешь, ты уже все обо мне знаешь? — Она встала с кровати. — Ни черта ты не знаешь, и никогда не узнаешь. Мне наплевать на то, что ты говоришь!

Через мгновение послышалось хлопанье двери в ванной.

Николас сел на кровати, свесив ноги. Ему сильно захотелось курить, и он постарался думать о чем-то другом. Он закинул руки за голову и невидящим взглядом посмотрел в сторону моря. Даже теперь его не покидали мысли о Японии. Николас знал: за этим что-то кроется, но он сам так глубоко запрятал свои воспоминания, что теперь они очень медленно пробивались к свету.

Он поднялся с кровати.

— Жюстина!

Она вышла из ванной, одетая в джинсы и темную майку на бретельках. Ее глаза горели злыми огоньками.

— Я ухожу, — сказала она твердо.

— Так быстро? — Николас был удивлен театральностью ее поведения; он ей не верил.