Игорь кивнул. Я направился в свою комнату и остановился на пороге, ещё раз оценивая ущерб.
– Он достаточно долго скулил и лаял, пока тебя не было, – сказал Игорь, заглядывая в мою комнату.
– Я сейчас всё уберу, – ответил я, направляясь в ванную.
Через двадцать минут, закончив убирать свою комнату, я вышел на балкон в кухне, находившийся аккурат над дверью подъезда, чтобы посмотреть, сидит ли по-прежнему там собака. Джой сидел у входа в подъезд – в той же самой позе, что и в тот день, когда мы с ним встретились в первый раз. Он ждал, когда я вернусь и заберу его обратно домой.
– Ну ладно, поиграли, и хватит, – решил я и пошёл надевать ботинки.
Через несколько минут я уже открывал дверь подъезда, чтобы радостно позвать пса, которому я преподал очень ясный урок, но собаки там не оказалось. Выйдя из подъезда, я позвал пса по имени, ожидая, что сейчас он выбежит из-за угла дома и бросится ко мне, а я обниму его и попрошу у него прощения. Но из-за угла дома никто не выбежал.
– Джой! – крикнул я ещё раз.
Он не выходил.
Понимая, что он не мог уйти далеко, я обошёл вокруг дома, а затем принялся исследовать окрестности, постоянно повторяя имя собаки. Я прошёл всеми маршрутами, где мы обычно гуляли, обошёл весь микрорайон, но так и не смог найти пса. В какой-то момент я увидел боксёра и с радостным криком «Джой» бросился к нему, но, подбежав ближе, понял, что это не он: этот пёс был меньше, и его хозяин вопросительно уставился на меня.
Я хотел было сказать, что у меня убежала собака, но язык не повернулся произнести столь кощунственную ложь: ведь это не Джой от меня убежал, а я сам велел ему убираться и никогда больше не возвращаться.
А что он, в сущности, сделал? Он же просто хотел в туалет. Игорь сказал, что он долго скулил и лаял, просил выпустить его. Ему просто-напросто хотелось писать и какать. И когда он понял, что ему никто не откроет, он пытался вырваться из моей комнаты, чтобы не нагадить там, где мы с ним живём. У меня перед глазами стояла картина, как Джой судорожно скребётся в двери как он наваливается на них лапами (открывались они внутрь), как он пытается когтями и зубами прорваться наружу, но никто ему не открывает, хотя я уже давно должен был вернуться и пойти с ним гулять, и как он, не в силах больше сдерживаться, позорно ссытся и обсирается посреди комнаты, потому что больше не может терпеть.
Нет! Неужели после того, что собака вытерпела, я не упал перед ней на колени, не умолял меня простить, а посмел безбожно вытолкать её на улицу и велел убираться.
– Джой! – громко, почти в отчаянии позвал я. Прохожие изумлённо оглядывались на меня, но собаки не было видно.
Я видел, как, оказавшись один, Джой сел перед подъездом, ожидая, что я сжалюсь над ним, что я пойму, что был не прав, что вернусь и заберу его обратно домой. Я видел, как он сидит у входа в подъезд и с надеждой смотрит на дверь, как он встаёт и начинает размахивать обрубком хвоста всякий раз, как входная дверь открывается, и как сконфуженно вновь садится, понимая, что это не я.
– Джой! – кричал я. – Джой!
Я видел, как с каждой минутой гаснет надежда пса на возвращение вновь обретённого хозяина, с которым он вместе спал на одной кровати, который его кормил, который гулял с ним, который его любил. Но почему же, – думал, наверно, он, – хозяин не возвращается? А я в это время, неторопливо и методично убираюсь у себя в комнате, где – какой ужас! – насрала собака. Вместо того, чтобы спускаться, бежать к этому чудесному псу, который просто не смог справиться с физиологией, я драил пол в своей комнате. Но он ждал меня. Когда я закончил, он всё ещё сидел у входа в подъезд и с надеждой смотрел на дверь. А я так и не появился.
– Джой! Джой! Джой! – прохожие смотрели на меня, как на сумасшедшего, но мне уже было наплевать на это.
Только бы он вернулся.
Он сидел у подъезда достаточно долго, чтобы я мог передумать, спуститься и забрать его. И когда он понял, что этого не произойдёт, он ушёл. Он утратил надежду, потому что решил, что хозяин его больше не любит. Он больше не нужен хозяину. Хозяин велел ему убираться.
– ДЖОЙ! – что было мочи закричал я в полном отчаянии.