— Надоело, отец, а что поделаешь?
— Как что? Никто тебя не тронет, если сам явишься с повинной. Не для того я глядел в зубы зверю, чтобы засадить родного сына в тюрьму.
— Кундакбай узнал, отец, о твоем рассказе нашим людям. Как будут поступать теперь с добровольно явившимися с повинной, все знают. Собирал нас Кундакбай и ругался. Назвал сказками твои слова, выдумкой ГПУ, годной для баранов. Настоящих джигитов, людей умных, такой дешевой новостью не купишь, сказал он. Чья правда, пока не знаю. Плохого-то мы наделали немало.
— Ракиш, перед тем как поехать к тебе, я посылал в Талды-Курган надежного человека. Был он в райкоме партии, в райисполкоме, и везде подтвердили, что такое решение правда есть.
— Теперь верю, отец. Ты мудрый и добрый… Только с пустыми руками в ГПУ не идут. Знаю я, сколько они труда на нас доложили, сколько бойцов не досчитались. Уйду от Кундакбая с оружием и со всеми моими друзьями. Только вот как быть с Кожой?
— Кожамкула позовем на помощь. Он друг мне и одних со мной мыслей.
— Тогда зови, отец. Матери и жене пока ничего не говори.
— Вот это дело, сынок. Это по-нашему. Рад за тебя.
В ту же ночь к Кожамкулу поскакал посыльный от Садырбая.
Не на шутку встревожился Кожамкул. Новый друг, Садырбай, звал на помощь. Только встретившись с Садырбаем и узнав от него все про Ракиша, сына своего Серика и Кожу, успокоился. В юрту Кожи и Койшигула он уже шел с легким сердцем. Ободряюще посматривал на сопровождавшего его Садырбая.
— Как отдыхали, дорогие гости? — с порога начал Садырбай. — Сыты ли? Не обижайтесь на меня, старика, что я, не спросив вас, позвал Кожамкула к Коже. Грех был бы в такой радостный день оставить Кожамкула без вестей о сыне. Поговорите, Кожамкул, с Кожой, а мы с Койшигулом пойдем к Ракишу. Не будем мешать.
Обнимая на радостях Кожу, Кожамкул приговаривал:
— Мальчик мой, как я по вас обоих соскучился! Где Серик? Почему не с тобой? Что с ним? Не грозит ли опасность ему? Только отвечай так, как отвечал бы мне Серик.
— Случилось нехорошее, отец. Кундакбай оставил при себе Серика, а мне велел ехать с Ракишем сюда, в аул. Быть с ним вместе, а по приезде рассказать все, что говорил и делал здесь Ракиш. Я отказывался ехать без Серика, но Кундакбай пригрозил, и вот я здесь.
— Ничего, успокойся, мой мальчик. Я хочу одного: чтобы и ты, и Серик вернулись домой.
— Научи, как это сделать, отец.
— Позови сюда Садырбая, Ракиша и Койшигула.
Когда в юрту вошли Садырбай, Ракиш и Койшигул, Кожамкул, обращаясь к ним, спросил:
— Вы, наверное, все трое думали плохо о моем Коже?
— Да, это так, — ответил за всех Садырбай.