– Хуанита, – выступил вперед Блэквуд, – она киндиамбазо?

Мартин сморщился, как будто само слово причиняло ему физическую боль.

– Mayombero, – прошептал он.

– Колдунья, жрица пало-майомбе, – перевел Блэквуд и снова обратился к Мартину: – Расскажи, чем вы занимались.

– Не, приятель, не буду. Хуанита у нас palero. Знай только командует: принеси то, принеси се. Как будто в магазин посылает.

– Посылает зачем? Например?

Мартин снова болезненно поморщился.

– Например, за человеческими костями? – подсказал ему Блэквуд.

– Fula.

– Порох, – перевел Блэквуд.

– Azogue.

– Жидкое серебро, – бесстрастно сообщил Блэквуд. – Ртуть.

– Кровь. Шерсть животных. Ветки, травы, перья. Камни. Сера. Хуанита всем ведала. Она закладывала нгангу.

– Магический котел для жертвоприношений, – пояснил Блэквуд. – И сколько их было?

– Один для ритуалов пало. Она проводила обряды там. – Мартин кивнул на задний двор со зловонным бассейном. – Пало давал нам защиту.

– А потом?

– Она говорила, ей велели сделать еще три нганги, поменьше.

– Вы ездили в Монклер? – вмешалась Одесса. – В Литл-Брук? На Лонг-Айленд?

Мартин исступленно расчесывал предплечье, как будто надеялся физической болью заглушить боль воспоминаний.

– Она выступала посредником. Направляла души, nkisi… Пока сама не превратилась в покорный инструмент. Он управлял ею. Kinyumba.