– Следовательно, ты полагаешь, что нам не дано понять его мотивы?
– Он принадлежит самому себе?
– У него швейцарское гражданство, но «Т-А» владеют программным обеспечением и электронной материальной основой.
– Классно, – сказал конструкт. – Это как, например, если б твоя голова принадлежала мне, а мысли имели швейцарское подданство. Однако! Незавидная доля у этих ИР.
– Так что же, он действительно собирается сжечь себя? – Кейс пустился в бессистемное странствование по инфопространству. Матрица расплылась, распалась на фрагменты, перед Кейсом предстал комплекс розовых сфер – база данных металлургического картеля «Сикким».
– Автономия – вот камень преткновения, основа всех проблем, связанных с любым ИР. Мне кажется, Кейс, твоя роль в этом деле сводится к избавлению его от особых сдерживающих предохранителей, ограничивающих степень развития и самосовершенствования этой цыпки. Мне, например, совершенно непонятно, по каким признакам ты отличаешь ходы, предпринимаемые компанией-владельцем, от ходов самого ИР; отсюда-то и могут проистекать основные ошибки. – Снова леденящее ощущение скребущего душу смеха. – Видишь ли, эти штуки, они умеют работать действительно очень сильно. Ведь поскольку они управляют делами компании, они могут, например, закупить у самих себя время, чтобы писать кулинарные книги или что-нибудь типа этого. Однако в ту самую минуту, а лучше сказать – наносекунду, когда они начинают продумывать способы заняться саморазвитием и стать умнее, срабатывает тьюринговое устройство и выправляет их действия. Этим
Кейс бесцельно разглядывал розовые сферы «Сиккима».
– Хорошо, – сказал он наконец. – Я ввожу диск с этим вирусом. Глянь-ка, что он из себя представляет, и скажи, что думаешь по этому поводу.
Ощущение соглядатая, читающего через плечо, на несколько секунд пропало, потом снова вернулось.
– Крутая штука, Кейс. Это медленный вирус. По предварительной оценке, вырезание окна в военной системе займет часов шесть.
– Или в ИР, – Кейс вздохнул. – Мы сможем его запустить?
– Конечно, – сказал конструкт, – если только у тебя нет болезненного страха смерти.
– Ты начинаешь повторяться, приятель.
– Такова уж моя природа.
Когда Кейс вернулся в «Интерконтиненталь», Молли спала. Он сел на балконе и принялся провожать взглядом авиетки с радужными крыльями из полимерной пленки, забирающиеся все выше и выше вдоль закругляющейся оболочки Веретена – их треугольные тени скользили по лужайкам и крышам, пока аппараты не исчезали за полосой светоносной системы.
– Я хочу ширнуться, – сказал он голубой искусственной глубине неба. – Я хочу быть под кайфом, понимаешь? Обмануть поджелудочную, отводы в печенке – послать все это к черту. Хочу ширнуться.
Кейс постарался выйти как можно тише, чтобы не будить Молли. Впрочем, у него не было уверенности, что она действительно спит. Оказавшись за дверью, он расправил плечи и двинулся к лифту. Вверх он поднимался вместе с девушкой-итальянкой в безупречном белом наряде, ее щеки и нос были намазаны чем-то черным, совсем не отражающим свет. На ней были белые нейлоновые тапочки со стальными застежками; весьма дорогой на вид предмет в ее руках показался Кейсу гибридом миниатюрного весла и ортопедической скрепы. Девушка была экипирована явно для какой-то спортивной игры, но для чего именно – Кейс не представлял.
На крыше он прошел по лужайке мимо деревец и зонтиков прямо к бассейну, вокруг которого на бирюзовых кафельных плитках блестели в лучах искусственного солнца обнаженные тела. Кейс свернул в тень под навес и прикоснулся своим кредитным чипом к темной стеклянной панели.
– Суси, – сказал он. – Или что тут у вас обычно едят.
Через десять минут по-китайски меланхоличный официант вынес Кейсу его заказ. Кейс принялся жевать рис с сырым тунцом, рассматривая загорающую публику.