Федор Иванович промолчал, не прерывая меня. Ободренный, я спел еще и еще что-то. Молчит.
– Ну, Федор, скажи, что ты мучаешь Колю! – сказал Москвин.
– Коля, ты лучше пей, а не пой, – сказал Шаляпин.
Понимаете, никто, даже Москвин, не замечал, что самую малость я фальшивлю.
А с Москвиным и Шаляпиным, по словам Крымова, было так.
В доме, где было много гостей, за столом Москвин рассказывал какую-то историю. Все слушали. А Шаляпин брал со своей тарелки куски и кормил собаку, которая тут крутилась.
– Федор, ты мешаешь Ване!
– Так я же это уже слышал!
Крымов страшно разозлился и обиделся за Ваню: «Думаю, погоди, вот тебя попросят петь»…
Когда Шаляпин встал у рояля, Крымов набрал полные руки мяса, да еще с костями, и решил: «Как запоет, буду бросать это собаке».
Запел Шаляпин.
Крымов так и остался с мясом в руках.
1944 год. Алексей Дмитриевич Очкин сделал мне операцию, в благополучный исход которой никто не верил, не исключая и самого Алексея Дмитриевича. В той же больнице тогда лечились В.И. Качалов и С.Я. Маршак. Все свободное время они сидели у меня в палате, разговаривая. Для меня это было лучше всяких утешений. Один диалог я помню.
– Василий Иванович, я думаю, вы – самый счастливый актер. Вы сыграли все, что хотели. Вы имели успех, и у вас не было поражений.
– Успех мне сделали женщины. Мужчинам я не нравился. А не сыграл я многого, что хотел.
– Например?
– Я всегда хотел играть комические роли. Например, в Художественном театре мне не дали сыграть Епиходова в «Вишневом саде».
Я потом передала Ливанову этот разговор.
Василий Иванович репетировал Епиходова, показывался Немировичу-Данченко. После подошел к рампе, загородился от света рукой и, отыскав взглядом в зале Владимира Ивановича, спросил:
– Смешно?