Некоторое время от мамы не доносилось ни звука, только глаза такие огромные и удивленные. А потом последовал вопрос:
— Ты что сделала с Нрого?
Теперь я на маму удивленно смотрю, а Икас тем временем нагло стянул рыбу и проглотил ее моментом. Накар узрел это и ушел явно за новой порцией. И вот тогда я маме ответила:
— Да ничего я с ним не сделала. Ну, выпили, ну, поговорили за жизнь, ну, он выдал, что его никто не понимает. И все.
По мере моего повествования мамины глаза все увеличивались. В итоге и рот приоткрылся.
— Что? — переспросила мать.
Ну уж нет!
— Мама! Ты опять стрелки переводишь? А ну живо про себя рассказывай!
— Ты как с матерью разговариваешь?! — вспылила мамуль.
— Ты почему от дочери свое героическое прошлое скрываешь?! — Мы все-таки родственники, так что я тоже возмущаться умею.
Мама нахмурилась, потом пальцы сцепила и лишь затем ответила:
— Кира, доченька, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы все рассказать! Потому что ты, Пантереночек, начнешь мстить в своем извечном стиле! А передо мной сейчас главная задача — вытащить тебя с этого, нестабильной рулевой тягой его, Иристана!
Так-так, а вот это уже интересно. Теперь и я села, сцепив пальцы. Счастливый и довольный Икасик стащил еще и булочку и теперь радостно скалился и облизывался, выразительно глядя на опустевший поднос. Мол, хозяйка, а что еще есть вкусненького? Но мне сейчас не до него было.
— Мам, — подозрительно протянула я, — почему отец сказал, что очень сильно любил тебя? И Дьяр на это намекал? И как ты вообще с папандром связалась, если у тебя, как я поняла, нормальный отец был… или есть. Мам, а у меня деда есть?
Опустила глаза, отрицательно покачала головой.
— А… дядя?
В ответ судорожный вздох и снова отрицательный жест.
— Жаль, — мне действительно было очень жаль. — Так правда, что папандр тебя любил?
Мама тяжело вздохнула и призналась:
— Он меня очень сильно любил, Кира. Он словно дышал мной, и в какой-то момент мне показалось, что и в моей душе что-то просыпается… А потом меня обвинили в нарушении закона. Эйтна-хассаш потребовала наказания, а он… он поверил другой, Кирюсь. Десять ударов кнутом, и этот кнут был в его руках. Позже, значительно позже, когда выяснилась правда, он молил о прощении. Я не простила. Не смогла. Вот и вся история.