Если это и есть то, о чем тайком шепчутся девушки, ради чего нарушают законы, то теперь я их понимаю.
Лампа почти догорела, но даже в этих сумрачных отсветах, я видела лицо Линара, и мне казалось, что оно меняется, будто уходит, стирается маска, которую обязан носить правитель, чтобы никто и никогда не видел его внутренней боли. И я не выдержала, приподнялась и сама потянулась за поцелуем, чтобы успокоить свою пылающую необъяснимой жаждой душу. Но он не дал мне взять все в свои руки – воин, что еще можно сказать? Вновь опустил меня на ложе, придавливая своим весом так, чтобы я не могла отказаться, передумать, и ночь шла лишь по его правилам.
– Бояться нечего, – тихо шепнул он, когда я вздрогнула, почувствовав, что сейчас – вот-вот – случится то, что навсегда закроет для меня чертоги невинности.
Я пылала, горела степным жаром, но Линар лишь еще больше распалял этот пожар, стихию, что грозила уничтожить нас обоих.
И когда он вошел в меня, боль на мгновение затмила все. Мысли о блаженстве мигом исчезли, превращая меня в зверька, что ненароком попался в силки. Я схватила его за плечи, пытаясь остановить, глазами, полными слез, уставилась на него, будто умоляя – пощади!
– Нужно было сказать, – произнес он с укором.
– Зачем? – шепнула в ответ.
– Чтобы все было иначе.
Линар медленно покинул мое лоно, стараясь не причинять боли, но я чувствовала его, и его движение казалось мне бесконечным, наполненным приятной болью. Словно время перестало идти вперед, а мир сузился до ощущения наших тел.
Боль пройдет, перестанет волновать. Я это знала, слышала и не боялась ни капли. Но вот мужчина, кажется, боялся, что мой испуг испортит эту ночь. Потому что Линар, не отрывая от меня взгляда, который горел в полумраке, словно самая яркая звезда на ночном небосклоне, вновь начал погружаться в меня, но на этот раз медленно, осторожно.
И боль отступила. Ее место заняло совсем другое чувство. Еще не блаженство, но уже удовольствие. Пока еще крохотное, но оно разрасталось, пока я не застонала, не в силах больше сдерживаться. И тогда Линар начал двигаться быстрее, утверждая свое мужское право и власть. А я не собиралась спорить с ним, только до крови впивалась ногтями в его плечи, царапала спину, кусала губы, стараясь удержать рвущиеся наружу крики.
Порыв ветра распахнул окно, и в комнату ворвалась ночная прохлада, остужая наши тела. Но если бы этот пожар горел только на коже!
Я зажмурилась, ощущая как приближающееся, словно ураган, удовольствие, сносит все на своем пути. Закричала, потому что молчать не могла. Выгнулась дугой навстречу Линару, прижимаясь так тесно, как только могла. И ощутила его дрожь, его блаженство, то, что подарила ему. И я знала, что последует дальше, но все равно не была готова к обжигающе-горячему семени, что излилось в меня.
Линар застонал и уткнулся мне лбом в плечо, как и я, теряясь от того блаженства, что неожиданно свалилось на нас. И пусть это всего лишь раз, который завтра может стоить мне многого, но я никогда не буду об этом жалеть.
– Нужно поспать, – мой голос стал совершенно чужим.
Глаза сами закрывались, приятная усталость сделала тело тяжелым и неподъемным.
Новый порыв ветра, словно соглашаясь со мной, загасил еле тлеющий огонек лампы.
Линар приподнялся и устроился рядом со мной, обнимая одной рукой, будто защищая от опасности.
– Ты удивительная, женщина из степи Айхонара.
Я не стала ему отвечать. Все равно, то, что случилось между нами – мимолетно. Завтра он может и не вспомнить этого. Тот, кто пытался убить хаста, просчитался, но и я оказалась не лучше. Что ж, надеюсь, завтра степь будет спокойнее.