— Я же знаю, что ты не спишь. И ты знаешь, что я знаю. Чего ради этот спектакль?

И никаких оваций. Решив, что степень нелепости перешла все мыслимые пределы, я резко села, натянув одеяло чуть ли не до глаз. Включила бра. Дубовский развалился на второй половине кровати, спиной ко мне. Я невольно разглядывала его, подмечая недоступные раньше детали. Всегда любила рисовать, но только людей — в каждом можно открыть Вселенную. Глаз привычно цеплялся за шероховатости, манеры и странности, которые и делают нас нами: изгиб шеи, тонкая прядка волос над ухом, то, как лежит голова на согнутой в локте руке. Всё имеет значение. Смутное, ускользающее. Будто читать книгу на незнакомом языке.

— Ты сейчас дырку прожжёшь, — буркнул Дубовский, не поворачиваясь.

— Что? — От растерянности я забыла про намерение молчать. Прикусила язык и отругала себя. Ну как так, Злата! Следи за собой хоть немного.

— Говорю, я чувствую, когда мне пялятся в спину. Полезное свойство в нашем деле. Перестань, — сказал он, даже не пошевелившись.

Я покраснела.

— Можно подумать, очень надо, — выпалила я, не зная, куда деться от смущения. Лицо будто огнём полыхало, аж слёзы выступили. — Если кому и надо, то не мне точно, потому что мне точно не надо.

Короткий смешок заставил меня стушеваться ещё больше. Господи, ну что я несу? Какой-то ужас. Чем больше пытаюсь держать себя в руках и вести достойно, тем большая ерунда выходит. Я совершенно стушевалась. Судя по ощущениям, краска, заливавшая щёки, грозила захватить и всё остальное. Ладони, в которых я спряталась, показались ледяными, удивительно, что они не зашипели, испуская пар.

Хорошо ещё, что Дубовский не спешил поворачиваться, не то заметил бы мою полыхающую зарницей физиономию даже в таком тусклом свете. Даю голову на отсечение, я сейчас свечусь ярче этой лампочки. Маяк, к которому держат курс проблемы. Метафора показалась удачной — уверена, стой я сейчас посреди толпы, на которую бежит бешеная собака, роковой укус достанется именно мне.

Продолжать разговор Дубовский явно не собирался. И нет бы мне порадоваться и успокоиться! Напряжение, скопившееся за эти дни, требовало выхода. Оно как пережатая пружина внутри меня, только сдвинь крепление — выпрыгнет. И тишина гостиничного номера, густевшая с каждой секундой, потихоньку двигала этот рычаг. Я задала вопрос, который вертелся у меня в голове с самого начала. В глубине души трусливо надеясь, что Дубовский уже уснул.

— Это ты меня переодел? — быстро сказала я и поморщилась. Звучало как претензия.

— А ты видишь здесь кого-то ещё? — сказал он и наконец повернулся.

Наши глаза встретились, и меня точно дёрнуло током. Как в том сне. По коже пробежали малюсенькие разряды, игольными остриями отмечая свой путь. Я замерла, сама не зная, от чего. Всё казалось нереальным. Он так близко, что можно протянуть руку и потрогать — только захоти… Я сглотнула. Двинула головой, разрывая контакт. Словно лопнула натянутая струна, зазвенела и смолкла.

— Ты мог и попросить кого-нибудь. Горничную какую-нибудь, — только и сказала я, стараясь не смотреть в его сторону.

— Зачем? — Дубовский непонимающе нахмурил тёмные брови, потом усмехнулся углом рта. — Не доверяешь мне?

Я облизнула пересохшие губы, поискала воду. Она стояла на тумбочке с другой стороны кровати, так что я решила, что потерплю. Стоит ли говорить ему правду? Ложь показалась спасательным кругом. Дырявым.

— Не доверяю, — признала я упавшим голосом. — У тебя ужасная репутация.

— Благодарю, я долго над ней работал. — Он улыбнулся, и мне снова захотелось сбежать. Только уже не от страха, а от неясного чувства, которое шевельнулось внутри. Мне мог бы понравиться человек, который так улыбался. И теперь эта мысль будет меня преследовать. Я зажмурилась и уткнулась лбом в одеяло, испытывая страшное желание провалиться сквозь все перекрытия, землю, литосферные плиты и само ядро, чтобы выскочить на другой стороне мира. Дубовский истолковал мой жест по-своему.

— Киса, сама подумай, — в его голосе проступило раздражение, — уже сегодня вступит в силу контракт. Зачем мне портить аппетит? Хватать какие-то куски? Через несколько часов ты перейдёшь в моё полное распоряжение.

Меня покоробило. Всё снова стало на свои места. Я уж было решила, что он проявил сострадание, ха-ха. А он просто сибарит у нас. Ценитель наслаждений х*ров. Углы рта сами собой поползли вниз, внезапная обида заслонила собой остальное. Я же правда уцепилась за возможность, что он нормальный. Не такой гад, которым кажется. Получай теперь. Дура. Может, Илья тоже с самого начала показывал, какой он, а я игнорировала сигналы?..