— Постойте! — крикнул Мысков.
— Говорите быстрее, — поторопил его Павлов, с неудовольствием отмечая, что на них уже обращают внимание.
— Просто скажите. Кто она вам? — задыхаясь, спросил настоятель. — Я про женщину с вашей фотографии…
— Это имеет значение? Я защищаю ее интересы, — резко ответил сбитый с толку Павлов.
— И только?
— Если я скажу, что она моя любовница, это изменит ситуацию?
— Как знать… Я думаю, что она для вас больше чем любовница, — вдруг сказал Мысков и тяжело вздохнул. — За ней ухаживал Бугров. Но… да, вы правы, я знал Кристину. Более того, я испытывал к ней чувства, но Бугров не давал мне никакого шанса. Что с ней?
— Она под стражей.
И без того напряженное лицо настоятеля исказилось в судорожной гримасе.
— Я могу чем-то помочь?
Павлов пристально посмотрел на Мыскова.
— Можете. Если у вас хватит смелости приехать в Москву и все подробно мне рассказать. Я бы остался сам, но у меня через два дня суд, и просто нет времени. Ну, так как? Я оплачу ваши расходы. Думаю, с вашей церковью за пару дней ничего не случится.
— Я приеду, — сдавленным голосом выговорил настоятель. — Ничего оплачивать не нужно. Идите, а то опоздаете на самолет. Я позвоню и сообщу номер рейса.
С этими словами он, сгорбившись, побрел к выходу, впервые за последние годы думая о том, что еще никогда в жизни его так настойчиво не посещали мысли о своей ненужности и бессмысленности существования.
Мститель
Столица оглушала своей суетой, своим сумасшедшим ритмом жизни, она напоминала изумленному Фролу гигантский муравейник, в котором волею судьбы он оказался. В какой-то момент к бывшему уголовнику даже закралась мысль, хватит ли у него сил исполнить задуманное, но он быстро подавил в себе всякие сомнения. У него есть цель, и нужно думать только о ней.
Пока шел перелет, он, размышляя, пришел к выводу, что, как ни крути, другого выбора у него нет. На воле он никто, какой-либо специальности у него нет и не будет. Да и братва сейчас другая. «Мажоры» гребаные, никогда пороха не нюхавшие. Разъезжают на «меринах», в «рыжье» с ног до головы, да с мусорами и прокурорскими фраерами в банях парятся, откаты и доли в бизнесе обсуждают, а воровские титулы, за которые в свое время «правильный» вор должен был пройти мыслимые и немыслимые преграды и доказать на деле свою причастность к высшей воровской касте, запросто покупались, и что самое поганое, никто даже не скрывал этого. Все в этом мире покупается и продается.
Он был вынужден признать, что время «правильных» пацанов медленно, но неуклонно уходило, и уходило окончательно. И Фрол чувствовал себя неким вымирающим видом, эдаким динозавром, анахронизмом.
Но он будет сукой, если не сдержит слово, данное на сходке уважаемых авторитетов.
Его встретил Агат, правая рука солнцевской группировки, один из ветеранов воровской династии еще далеких советских времен. На высохшем от частых ходок и болезней теле мешковато болталась клетчатая ковбойка, глаза закрывали большие очки-хамелеоны. Шею вора пересекал уродливый шрам, из-за которого Агат говорил только шепотом.