В четыре часа дня я отправилась в новостной центр, где вот-вот должна была начаться моя пресс-конференция. Мне нужно было пройти всего пару метров, однако каждый мой шаг снимали фотографы и операторы, отталкивавшие друг друга в попытке занять как можно более удачную позицию. Зал был полон представителей различных СМИ. Я глубоко вдохнула и начала читать свою речь. Меня не было в парламенте в течение семидесяти двух дней, однако наконец-то я вернулась.
Эпилог
Шестнадцать месяцев спустя, 15 мая 2006 года, Вилиброрд ван Бик, новый лидер Либеральной партии, и министр финансов Геррит Зальм вошли в мою квартиру в Гааге. Их лица были мрачными.
В доме было полно народу. Единственным местом, где мы смогли поговорить с глазу на глаз, оказалась вторая спальня, увешанная мокрым бельем.
– Давайте сначала плохие новости, – попросила я Геррита.
Глядя мне прямо в глаза, он рассказал, что министр интеграции Рита Вердонк собирается аннулировать мое голландское гражданство. Через полчаса я должна буду получить официальное письмо из Министерства юстиции. Рита заверила Зальма, что не станет придавать это дело огласке до следующего дня, когда я вынуждена буду сообщить о своем выходе из состава парламента.
Я изо всех сил старалась сдержаться, а ван Бик, казалось, вот-вот расплачется.
– Мы не допустим этого, – проговорил он.
– Это просто смешно, – в сердцах добавил Геррит. – Вам нужно будет нанять хорошего адвоката.
Когда мы стали прощаться, он выглядел настолько подавленным, что мне захотелось его подбодрить.
– Не волнуйтесь, – сказала я. – Все будет хорошо.
Расплакалась я уже после того, как за ними закрылась дверь.
Через пять минут позвонила Рита. Разговор получился коротким. Она сказала, что в ее решении нет ничего личного, но у нее были связаны руки – ей пришлось признать мое гражданство недействительным. Я вообще не должна была его получить, ведь, подавая прошение в 1997 году, я назвалась ненастоящим именем и дала неверную дату рождения.
Мы холодно распрощались, а десять минут спустя в дверь позвонили. На пороге стоял один из офицеров голландской службы безопасности DKDB. Обычно он лукаво улыбался, но в этот раз с совершенно серьезным лицом протянул мне белый конверт с изображением Фемиды с весами в руке.
«Уважаемая г-жа Али.
Настоящим уведомляем Вас о том, что, согласно принятому решению, голландское гражданство Вы получили незаконно, используя некорректную личную информацию. Постановление о Вашей натурализации отменено. Вам дается шесть недель на ответ».
Едва я успела дочитать письмо, как в выпуске теленовостей показали репортаж: Рита Вердонк сообщала о том, что я никогда и не являлась гражданкой страны.
Я больше не была голландкой.
Эта странная цепочка событий началась еще неделей раньше, 27 апреля, в последний четверг перед каникулами в парламенте. Мой график был полон встреч, и это довольно сильно вымотало меня, но я с нетерпением ждала знакомства с продюсером документальной передачи Zembla. Он пришел в парламент, чтобы поговорить со мной о тех местах в Кении и Сомали, где я выросла, и показать кое-какие записи, сделанные там.
Продюсер включил видеомагнитофон. На экране я увидела свою школу, дом в Кариокоре, где мы жили, когда Абех ушел от нас. Рядом стоял мой брат Махад, в темных очках на пол-лица, худой и нервный. Я удивилась тому, что репортер добрался даже до него, но от воспоминаний у меня потеплело на сердце. На улицах Найроби я заметила множество женщин в исламских головных платках. Когда я ходила в школу, директор запрещал матери отправлять нас учиться в платках; теперь же они были повсюду.