Книги

Неведомые земли. Том 4

22
18
20
22
24
26
28
30

Необычайно богатые легендарные острова помещали в самых различных частях океана. В большинство случаев их искали, разумеется, около страны чудес — Индии. Руге, который посвятил этим островам специальную главу своего труда[453], пишет о них следующее: «Они мерцали, подобно блуждающим огонькам, странствуя по большому архипелагу»[454].

Даже в стихотворной «Географии» XIII в., автор которой обладал весьма скромными познаниями, фигурирует ряд таинственных островов в Индийском океане, как это показал Цингерле[455]. В этой «Географии» сообщается:

Агира и Агире, Два больших богатых острова, Которые тоже лежат там, удивительно ................................................................. Золота и серебра много, Они там в большом изобилии, Их там больше, чем где бы то ни было[456].

О «золотых» и «серебряных» островах мечтали и арабские географы средневековья. На одной карте IX в., воспроизведенной Камалем[457], острова Крисса (Хриза) и Аргире помещены к югу от Тапробана (Цейлона). Предположение Камаля, что под этими названиями подразумевались Лаккадивы и Сокотра[458], по мнению автора, необоснованно, да и в этом нет необходимости, так как здесь мы имеем дело с легендарными островами. Это вытекает хотя бы из того, что великий Идриси упоминает о полулегендарной расположенной на крайнем востоке группе островов Сила (см. т. II, гл. 92 и 101) и пишет: «На этих островах якобы так много золота, что, по слухам, даже собаки носят там ошейники из червонного золота»[459].

Если кто-либо в XV в. утверждал, будто нашел эти «золотые» и «серебряные» острова, то ему было обеспечено живейшее внимание слушателей. Так можно объяснить и историю, сообщенную Галвану, которая а priori не внушает никакого доверия. Прежде всего совсем невероятно, что золотых дел мастер дал за золотой песок «много золота», а не расплатился за него золотой монетой. Зачем ему понадобилось отдавать имевшиеся у него золото за золотой песок, из которого он с трудом мог получить то же золото? Помимо этого, вся история страдает отсутствием внутренней логики.

Что же в ней сообщается? Португальский корабль, выйдя из Средиземного моря в Гибралтарский пролив, стремился, очевидно, в Лиссабон или другую португальскую гавань, но попал в шторм и «был вынужден зайти на запад дальше, чем хотелось экипажу». Тем не менее чуть позже экипаж прибыл в Лиссабон. Как можно в такой пустой, истории усмотреть открытие Америки? Какой шторм продолжается так долго, что может снести корабль примерно на 5000 км в сторону от намеченного курса? Можно ли себе представить, чтобы судно, которое, скажем, около Гебрид попало в шторм, надвигающийся с севера, пригнало к экватору? А ведь это расстояние тоже равно приблизительно 5000 км! Где на всем восточном побережье Америки есть такое место, чтобы там можно было набрать огромное количество золотого песка прямо на пляже?

Несмотря на эти серьезные сомнения, не только португальские исследователи, но с оговорками даже один итальянский ученый[460] и высокоавторитетный английский историко-географ Юл хотели, как это пи странно, превратить столь глупую басню в открытие португальцами Америки за 45 лет до Колумба[461]. Юл безоговорочно заявляет, что «остров был Бразилией»[462].

Это утверждение сразу же вызвало довольно широкую дискуссию в кругах английских географов, но в общем не имело успеха. Не была поддержана и гипотеза другого английского исследователя, утверждавшего, что португальцы достигли в 1447 г. по меньшей мере бразильских островов Фернандо-ди-Норонья[463]. При обсуждении доклада Юла специалисты в большинстве решительно выступали против его точки зрения[464]. Президент Географического общества Марк ем кратко и четко сформулировал свое мнение по этому вопросу: «Я считаю крайне невероятным, чтобы португальский корабль в 1447 г. уже был в состоянии пересечь океан… Боюсь, что предположение об открытии Америки в 1447 г. не сможет найти признания»[465].

Учитывая более чем робкое продвижение португальских моряков вдоль западного побережья Африки, о котором говорилось выше, и отсутствие у них подлинного интереса к открытиям, следует согласиться с Маркемом. Приходится удивляться, как Юл мог сделать такие смелые выводы из малосодержательного сообщения Галвану.

Современные португальские историки из ложно понимаемого патриотизма снова ухватились за гипотезу об открытии Америки португальцами в 1447 г. В ответ на запрос автора этих строк Баталья-Реиш призвал исследователей к критическому анализу для борьбы с таким горячечным бредом[466]. Напомним кстати, что плавание буддийского монаха Хуай Шеня в страну Фусан, состоявшееся в 499 г. (см. т. II, гл. 70), весьма скромное исследование океана «арабскими смельчаками» в 1124 г. (см. т. II, гл. 13З) и негритянским султаном около 1300 г. (см. т. III, гл. 132) все снова и снова рассматривались исследователями-фантазерами как «открытие Америки». Такого рода заскоки, казалось, должны были отрезвить слишком рьяных толкователей исторических документов.

Юл, разумеется, позволил себе склониться к подобной точке зрения но только из-за сказки о привезенном золотом песке. Он привел более серьезные аргументы, опираясь на позднейшую надпись на карте Бьянко от 1448 г., которая издавна представляла для ученых известную загадку[467]. Эта надпись, стоящая у Бьянко в западной части Атлантики, гласит: «Подлинный остров в 1500 милях к западу» («Ixola oiinticha ze longa a ponеnte 1100 mia»).

Отрезок пути в 1500 миль к западу от Гибралтарского пролива приводит, разумеется, не к Американскому материку, а примерно к Азорам, то есть составляет приблизительно треть расстояния до Нового света. Юл, признавая этот факт, все же полагал, что 1500 миль, указанных Бьянко, возможно, отсчитывались от островов Зеленого Мыса. В этом случае путь привел бы близко к берегу Бразилии, и тогда у нас было бы право рассматривать эту страну как «достоверный остров». Однако и это умозаключение нас не удовлетворяет. Мы не только не видим никакой логической связи между сообщением о корабле, отнесенном штормом из Гибралтарского пролива, и легендой на карте Бьянко, но и отметаем гипотезу Юла по другой решающей причине: острова Зеленого Мыса в 1448 г., когда составлялась карта Бьянко, еще не были открыты! Как мы увидим дальше (см. гл. 180), эти острова были открыты Кадамосто только через восемь лет после составления карты. К тому же Атлантический океан на карте Бьянко так перегружен мифическими островами, что было бы непозволительным легкомыслием, выхватив один из них, утверждать, что он-то и есть Америка. Наконец, мы очень хорошо и точно осведомлены о всех португальских открытиях, сделанных до 1448 г., благодаря хронике их современника Азурары, которая была написана в 1449–1453 гг. Поэтому нелепо считать, что, кроме достижений, сообщенных Азурарой, могли происходить какие-то «тайные открытия», о которых этот хронист ничего не знал. Вопреки этим трезвым доводам Фишер все же полагает, что «ixola oiinticha» на карге Бьянко идентичен архипелагу Зеленого Мыса, который «первому поверхностному наблюдателю, увидевшему его из определенного пункта, мог показаться одним узким длинным островом»[468].

Нельзя не согласиться с тем, что появление «подлинного острова» на карте Бьянко от 1448 г. интересно прежде всего потому, что на первый взгляд эта земля похожа на отрезок берега Южной Америки в районе Пернамбуко. И тем не менее совершенно невероятно, что составитель имел в виду этот берег. Исследователь, утверждающий противное, должен прежде всего ответить на следующий вопрос.

Если действительно открытие держалось в строгой тайне и даже лучшие португальские хронисты того времени — Азурара и Диогу Гомиш — ничего о нем не знали, то откуда же получил сведения итальянский картограф, венецианец Бьянко? К тому же этот картограф вообще был склонен игнорировать все португальские открытия своего времени[469]. Никто не сможет ответить на этот вопрос. Итак, отпадает вероятность того, что на карте Бьянко от 1448 г. увековечено «тайное открытие» Америки португальцами.

К этому нужно еще добавить, что карта мира, составленная около 1450 г. и впервые более подробно проанализированная Кречмером[470], не только относится к тому же времени, что и карта Бьянко, но и очень на нее похожа[471]. Так, на обеих картах фигурирует двойной, похожий на боб, остров к западу от мыса Зеленого, представляющий плод фантазии. На карте мира под ним стоит надпись, которой нет на карте Бьянко: «Остров перед Кадисом [Гадес], на котором Геркулес воздвиг два столба» («Ilha de cades asi post ercules duas colones»).

Из этого следует, что в рассмотренном нами случае не может быть речи «об указании на острова Зеленого Мыса»[472], которые впервые появляются только на карте Бенинказы от 1468 г.[473] Мы имеем здесь дело с перенесением мифических островов из одной карты в другую. Такой же двойной остров, который иногда носит название «Dos ermancs» («Два брата» на карте Бьянко), уже имеется на карте Пицигано от 1367 г., где он, однако, помещен совсем в другом месте, на широте южной Испании, далеко в океане. Отсюда можно без дальнейших рассуждений сделать вывод о том, что мы имеем здесь дело с фантастическими представлениями, возрожденными к жизни неправильно понятой легендой о воздвигнутых на краю света Геркулесовых столбах. Предположение Шевалье, что пресловутые дольмены и наскальные надписи на берберийском языке, обнаруженные на островах Зеленого Мыса, могли породить легенду о Геркулесовых столбах и предостерегающей надписи[474] (см. т. I, гл. 19 и гл. 182), слишком натянуто и поэтому отклоняется Кроуном[475]. Этот исследователь подчеркивает, что существование дольменов на островах Зеленого Мыса не доказано, а наскальные надписи могли быть выполнены, если сообщение о них соответствует действительности, только берберами-рабами в конце XV в. Ноуэл в специальной работе точно установил, что острова «Dos er manes» не имеют ничего общего с островами Зеленого Мыса, на месте которых они показаны, и что в действительности мы имеем дело с искаженной легендой о Геркулесовых столбах, отмечающих конец Земли[476].

Совершенно одинаковое местоположение и форма похожих на боб островов, фигурирующих на карте Сьянко и Моденской карте, определенно доказывают, что оба картографа пользовались одним и тем же источником, предположительно картой Месиа де Виладестеса, относящейся к 1413 г. Неразборчиво написанную легенду на этой карте Ноуэл расшифровал следующим образом: «Здесь Плинием Младшим и Исидором добавлены острова Гадеса»[477].

Отсюда следует, что эти сдвоенные, похожие на боб острова в действительности означают не что иное, как произвольное воспроизведение «Геркулесовых столбов». По мере расширения судоходства эти столбы по воле картографов передвигались из Гибралтарского пролива все дальше к границе известной на данный момент части земного шара.

При таком большом сходстве между картой Бьянко и Моденской картой мира следовало бы ожидать, что на последней тоже будет показан «подлинный остров», или мнимый берег Южной Америки. Однако его там нет. Вместо него на Моденской карте к югу от островов Зеленого Мыса показан обширный морской залив и в нем ряд мифических островов: Де-Гропис, Самара, Эзенку и Амилл, а еще дальше на юг — колоссальный выступ континента Африки, который простирается значительно дальше на запад, чем мыс Зеленый. Большой фантастический залив в Западной Африке (Sinus Eihiopicus) появляется уже на карте Санудо и Весконте от 1320 г. (см. т. III рис. 6). Из этого источника он, очевидно, был слепо перенесен на многие более поздние карты, даже на тщательно составленную карту фра Мауро от 1457 г. На этой карте есть еще одно интересное дополнение: здесь как будто стоит столб, означающий границу мореходства. Ко за это толкование нельзя поручиться, и нужно расспросить о нем португальских мореходов (см. рис. З)[478].

Бизли, безусловно, прав, когда считает упорство, с каким картографы изображали большой залив в Северо-Западной Африке, «примером невероятно стойкой традиции»[479]. Для той проблемы, которую мы рассматриваем в настоящей главе, отсюда вытекает очень важный вывод о связи этого залива с «Lxola otinticha». Еще Тейлор, а позднее Престeйдж[480] совершенно правильно считали, что ixola otinticha — не что иное, как выдающийся далеко на запад не существующий выступ Африканского материка, который, однако, нельзя опознать потому, что карга Бьянко простирается не так далеко на юг, как жарты фра Мауро и Моденская. Ixola otinticha не может претендовать на более правильную расшифровку, чем отождествление с Африканским материком, показанным на более ранних картах. Итак, фантастические гипотезы опять терпят крах. Предположение Юла, что мы имеем здесь дело с произвольным перенесением берега Южной Америки в другие широты, так шатко, что вряд ли стоит принимать его всерьез. Тордесильясский договор, заключенный между Испанией и Португалией в 1494 г., доказывает, что даже тогда еще сильно сомневались в том, можно ли найти землю к западу от островов Зеленого Мыса и где именно. Совсем недавно еще один наделенный слишком пылким воображением португальский исследователь Кортизан опять ссылался на карту Бьянко от 1448 г. как на доказательство того, что его соотечественники знали о Бразилии еще в 1447 г.[481] Что же, нам остается только удивляться такой неразборчивости в средствах, позволяющей без веских доказательств заниматься вольным толкованием истории, если это льстит национальному тщеславию.

Следует отмести и гипотезу Фишера, правда менее фантастичную, но все же совершенно произвольную. Этот исследователь полагает, что «подлинный остров» связан с упоминаемым хронистами открытием островов Зеленого Мыса, но его гипотеза ни у кого не нашла поддержки. Впрочем, даже если бы мы с ней согласились, она не помогла бы нам объяснить рассказ Галвану об океанском острове, изобиловавшем золотым песком. Острова Зеленого Мыса, особенно восточные, весьма безотрадны и покрыты песком, но там нет ни крупинки золота. Мы, несомненно, имеем все основания отнести рассказ Галвану к числу сказок.