«Балтика, — подумал он. — Это я им вчера похмелялся. Девятый номер. Забористое пиво, но не настолько, чтобы летать…»

Он выпрямился и снова осмотрелся — да, как ни фантастично это бы ни звучало, но вся квартира была приведена в движение. Неподвижными оставались только стены, да и то — вот, извиваясь, словно водоросли под водой, шевелятся кусочки отставших от стен обоев. А вокруг летают, чудесным образом удерживаясь в воздухе, разнообразные предметы — коврики, стулья, вилки, ложки, складной карманный ножик; тетрадка помахивает исписанными страницами, как птица крыльями; извиваясь жгутами, стелется по полу простыня; воздушным змеем порхает пунцово-красный Нинин шарфик.

— Нина! — вспомнив о своей жене, воскликнул Георгий Петрович. — Нина, ты где?

Перепрыгнув через простыню, сторонясь потянувшихся к нему со всех сторон змееподобных обойных полос, Георгий Петрович, не думая больше ни о чем, бросился на кухню, но, споткнувшись о перегородивший ему путь кожаный поясной ремень, не удержался на ногах и грохнулся на пол. А как только поднял голову — вытаращил глаза и открыл рот.

Из кухни в гостиную величаво проплыл по воздуху обеденный стол. С развевающейся на нем скатерти посыпались чайные чашки и кофейник, но на пол не упали, а, Расплескивая по обоям остатки чая и кофе, принялись кружить возле стола, точно птенцы, не очень хорошо еще выучившиеся летать.

— Это уж слишком, — хрипло выговорил Георгий Петрович. — Это не барабашка, это… монстр какой-то.

«Монстр, — злобно подумал сидящий верхом на парящем кофейнике Степан Михайлович. — А как же иначе? И не то еще будет. Где моя собака, сволочи? Где Джема?»

Кофейник оторвался от стаи чашек, подлетел под стол описал по прихожей свистящий круг и спикировал прямо на голову Георгия Петровича, туда, где скрывалась тщательно маскируемая волосами лысина.

— Ой! — воскликнул осыпанный осколками Георгий Петрович, хватаясь за ушибленный затылок.

— Кто здесь? — немедленно раздался из ванной глухой плачущий голос. — Я слышала чей-то голос… Кто здесь? Это ты, Жора?

— Нина! — позвал Георгий Петрович и пал на колени, спасаясь от атаки одной из чайных чашек. — Ты в ванной? Что происходит? Опять…

Договорить он не успел, потому что заметил, как проследовавший было в гостиную обеденный стол на половине дороги медленно развернулся и неуклюже, как боевой дредноут, пошел прямо на Георгия Петрович. Чайные чашки, взлетев повыше, все более и более разгоняясь, вращались вокруг люстры.

— Эскадра! — скомандовал Степан Михайлович, размахивающий перьями в центре грозно и неумолимо перевшего стола. — Огонь прямой наводкой!

Конечно, Георгий Петрович этого крика не слышал, но он уже и не был новичком в битве с потусторонним. Как только Георгий Петрович заметил подозрительно повышенную активность чашек, он тотчас схватил деловито проплывавший мимо глубокий жестяной поднос и нахлобучил его себе на голову, как сомбреро. Чашки одна задругой спикировали на голову Георгия Петровича, и он стоически выдержал атаку и даже перешел в контрнаступление, сорвав с головы поднос и швырнув его в надвигающийся стол.

Поднос громыхнул, отскочив от крышки стола, который нисколько не замедлил ход, а даже напротив — разогнался еще больше, и Георгию Петровичу не осталось ничего, кроме как спешно ретироваться.

Он едва успел отскочить в сторону, как обеденный стол, развивший немалую скорость, тяжелым снарядом пролетел через тот отрезок пространства, который еще одну терцию секунды назад занимал Георгий Петрович, врезался в колыхавшую щупальцами обоев стену — и рассыпался грудой деревяшек.

Георгий Петрович перевел дух. Степан Михайлович, выбравшись из-под обломков стола, гибель которого никакого вреда ему не причинила, отряхнул перья и пешком отправился на кухню, сказав вслед Георгию Петровичу:

— Битва еще не закончена.

— Нина! — закричал Георгий Петрович, осторожно продвигаясь по стене из прихожей в ванную. — Ты цела?

— Почти… — глухо ответил Нинин голос.