Герр Мюллер понял, что и на этот раз сморозил глупость.

— Нам известно, что вы известно чем занимались, — сказал он на всякий случай. — Расскажи, как дело было.

— Зачем?

Герр Мюллер открыл рот, чтобы ответить на вопрос, но вдруг услышал все нарастающее странное шуршание вокруг барака. Он оглянулся вокруг и недоуменно поморщился — еще минуту назад помещение барака было освещено падающими сквозь щели солнечными зайчиками, теперь в бараке стало намного темнее, зато между неплотно пригнанными друг к другу бревнами стен сверкало множество глаз — и слышались приглушенные голоса.

«Весь взвод собрался, — с досадой подумал герр Мюллер. — Ифритов теперь от щелей трактором не оттащишь. Придется вести допрос в такой… не располагающей к этому обстановке».

— Ладно, — вслух продолжал герр Мюллер. — Опишите последнюю встречу с преступником. А я зафиксирую ваши слова для протокола.

Он вытащил из кармана портативный диктофон и нажал кнопку. Девица вздохнула.

— Ну же, — сурово проговорил начальник отдела. — Начинай говорить. Колись! Что сказал Вознесенский, когда вы встретились?

— Я не помню…

— Вспомни! Для следствия важна каждая деталь!

— Он… Он не сказал. То есть он сказал, когда вошел сюда, но не ко мне обращался, а к себе…

— Как это?

— Он вздохнул и проговорил: «Устал, как собака…» И еще…

— Что?

— Он напевал песенку.

— Песенку? — изумился герр Мюллер. — Какую?

— Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой — он Трудный самый… Никита часто именно эту песенку напевал. Он всегда работал с песней… С огоньком… — Голубокожая девица снова начала всхлипывать.

— Без сантиментов! — строго приказал герр Мюллер. — Выкладывай все начистоту. Что там у вас дальше было?

— Дальше? — переспросила девушка. —Дальше… — повторила она мечтательно, вспоминая, откинула назад голову, приоткрыла рот, и глаза ее затуманились… — Никита стал нежно целовать меня в губы, — голосом тихим, словно доносимым с другого берега голубого моря, продолжала девица, — ласкать язык, посасывая сначала нижнюю, потом верхнюю губки. Его язык совершал медленные круговые движения по внутренней поверхности моих губ, заставляя все мое тело наполняться сладкой истомой… Потом настала очередь мочек ушей… шеи…

Герр Мюллер гулко сглотнул. Шорох за стенами барака смолк. Внезапно откуда-то прорвался голос несносного голубобородого бригадира: