– Я поняла, – прошептала Галина Тимофеевна. – Спасибо, Наташенька. Сейчас позвоню в банк и предупрежу операционистку, чтобы меня дождалась. Спасибо, что предупредила. И за то, что столько сделала для нас.
В трубке раздались всхлипывания. Вероятно, Галина Тимофеевна наконец сообразила, что с ней может случиться.
– Эта дура сисястая меня запугала совсем, – сквозь слезы выдавила женщина.
– Все, хватит разговоров, отправляйтесь в банк. Быстро и осторожно, – поторопила главбуха Наташа.
Не прошло и часа, как пришел факс с копией платежки и датой проводки. Таша показала ее коммерческому директору НПЗ, но тот только кивнул. Коммерческому радоваться не было смысла: только что нефтеперерабатывающий завод лишился почти месячной прибыли.
Назад в Ростов выехали под вечер, после того как посетили местный ресторан. За большим круглым столом девушка сидела рядом с Бондарем, присутствовали трое местных бандитов в дорогих костюмах, из нагрудных карманов которых торчали антенны мобильных аппаратов. Бондарь беседовал с ними о делах на языке, не всегда ей понятном. При расставании он троекратно поцеловал каждого. Один из мужчин шепнул ему, но так, что Таша услышала:
– Клевая у тебя телка, Бонд! Где нарыл?
– Она – финансовый гений, – ответил Владимир Васильевич. – Мы с ней такие дела крутить будем!
– Ну, ну, – усмехнулся рязанец и опустил глаза, чтобы получше разглядеть Наташины ноги.
Поспать в машине не удалось, и в гостиницу она вернулась совершенно разбитая.
Уже наступило утро, но солнца не было, потом и вовсе зарядил нудный дождик. Девушка лежала поверх застланной постели и думала о Ларине, надеясь все-таки, что Лидия успокоится, когда узнает, что у фирмы теперь нет никаких долгов, и даст необходимые показания для освобождения мужа, которого она наверняка никогда не любила. Если бы любила, то сама бы наняла адвоката – самого лучшего крючкотвора, самого опытного, пусть и дорогого, но который смог бы гарантировать результат. Преданная и любящая жена стояла бы сутками под окнами темницы, кричала бы что-нибудь ободряющее, чтобы поддержать мужа. Даже если тот виновен. Но Ларин не убийца, Наташа была убеждена в этом. Лидия же наверняка знала, кто убил Влада, однако молчала, словно ей все равно, что будет с человеком, которому она давала клятву быть вместе и в беде, и в радости.
В десять утра Таша позвонила Кондратьеву и сказала, что долга уже нет. Оказывается, тот уже все знал – ему позвонил кто-то из коммерческого отдела и поделился новостью. Причем сообщил, кто добился успеха. Коля рассказал, как весь коллектив кричал «Ура!», как выскочила из кабинета Лидия и перекричала дружный хор голосов единственным воплем: «Заткнулись все! Работать мешаете…»
– Но все равно Лидия решила закрыть фирму, а дом выставить на продажу, – продолжил Николай. – Но это дело долгое: надо создавать ликвидационную комиссию, показывать убытки, пережить кучу проверок… Так что до конца года придется потерпеть. А потом я предложу ей продать мне акции…
Таше было неинтересно это слушать, и она перебила:
– Я остаюсь здесь работать на Бондаря. Таково главное условие нашей договоренности. Не знаю, насколько тут останусь, но обязательно приеду на суд, чтобы поддержать Ларина.
Кондратьев вздохнул. А может, просто резко выдохнул в телефонную трубку, недовольный ее решением.
– Лучше бросайте все и бегите, – посоветовал он, – лишь бы подальше от этого бандита. Сюда или в другое, более безопасное, место. Берите племянницу и уезжайте подальше.
– А куда нам с Ликой ехать? – возразила Таша. И усмехнулась: – Разве что в Сан-Феличе… И потом, я Бондарю слово дала. Помогу ему заработать деньжищи и улечу. Если получится это сделать до суда – хорошо, нет – буду думать.
– Он ведь их не зарабатывает, а… – снова вздохнул Николай. – Сколько бы у него ни было денег, ему все равно их будет мало.
В банке «Урожай» Наташе выделили кабинет, в котором ей предстояло работать. Новый помощник Бондаря не спрашивала, как долго будет длиться эта работа и каковы размеры ее оплаты, считая, что деньги в данный момент не главное, а уехать она сможет в любое время, когда поймет, что выполнила свое обещание и ничего уже не должна.