Внутри было прохладно и пусто. Илюшин ожидал строгой простоты, но убранство поразило его роскошью, несоразмерной скромной деревне. Вокруг икон поблескивали чеканные серебряные оклады, пол был выложен мозаикой. От двух больших резных распятий, каждое в полтора человеческих роста, едва уловимо пахло свежим лаком. Сквозь узкие длинные окна с витражами проникали вечерние лучи и распадались внутри на волшебный калейдоскоп из алого, изумрудного, золотого и синего лоскутов света.
Ян притулился на скамейке возле стены и терпеливо ждал, пока Макар все осмотрит.
– Как вы собрали средства на всю эту красоту? – обернулся к нему Илюшин.
Тот замялся.
– Жители собирали. Все вместе.
– Кто-то пожертвовал больше остальных?
Ян пожал плечами.
– В толпе вчера назвали имя Андреаса, – настаивал Макар.
И глядя, как румянец расползается по щекам юноши, подумал, что лгать тот не умеет.
– Да, я вспомнил. У него было много отложено… Он все отдал на церковь.
– То есть фактически она построена на его деньги?
Прижатый к стенке Ян признал, что именно так и обстоят дела.
Макар собрался уходить, но остановился в дверях:
– Что еще здесь построено Димитракисом?
Выяснилось, что рыбак помог двоим односельчанам отремонтировать дома и купил кое-какую сельскохозяйственную технику Туле Катракис, у которой самый большой земельный участок и плантация винограда.
Макар настоял на том, чтобы дойти до Тулы. Едва услышав о рыбаке, та захлопнула перед ними дверь.
Илюшин вовсе не выглядел обескураженным. Он одобрительно похлопал Яна по плечу и двинулся в сторону отеля, ощипывая на ходу невесть откуда взявшуюся гроздь незрелого винограда.
Когда стемнело, Макар занял наблюдательный пост в номере Гаврилова. Он оборудовал себе место возле окна, забрав у Петра плед и кресло, и поставил на телефоне будильник, пиликавший каждый час.
– Что ты придумал? – спросил Гаврилов.
– За птицами собираюсь понаблюдать, – безмятежно отозвался Макар. – А вы спите, Петр Олегович.