— Никогда! Никогда я не стану твоей! — отталкиваю мужчину от себя, он позволяет великодушно себя оттолкнуть, громко рассмеявшись над моей выходкой. Я и сама понимаю, что все действия против него, это жалкое трепыхание бабочки в паутине хищного паука. Разворачиваюсь и убегаю подальше от этого ужасного человека.

Вдох. Резкий вдох. Моя грудь сильно приподнимается, а после я слышу биение своего сердца. От сильных ударов взрывается толстый слой льда вокруг жизненно важного органа. Я ощущаю запах жизни, вместо свежего аромата лютого холода, покрывающий все мое тело инеем.

С меня падают снежинки, которые уже успели толстым слоем накрыть мое тело. Лед трескается. И с приятным звуком, ласкающий слух, трескается купол вокруг меня. Наконец появляются трещинки и солнечные лучи обнимают мое тело в спасательном жесте.

— Открывай глазки, моя хорошая. Вот так, — слышу я чей-то нежный голос практически над ухом. Но это уже не голос мамы. — Снимайте наркоз.

Я вдыхаю еще больше воздуха через нос, когда с лица снимают какую-то маску. Легкие наполняет острый запах медикаментов и этот запах резко толкает меня в реальность. Этот аромат щекочет мои ноздри, и я морщусь, пытаясь открыть глаза.

Снова яркий свет бьет в глазницы, и я чаще моргаю. Замутненные глаза, покрытые пеленой, не в ясности посылают картинки в мой мозг, и я не могу в полной мере разобраться, где нахожусь.

Глаза проясняются, а вместе с ними и разум, в полной мере вспоминая о своей функции размышлять и анализировать. Я вижу белые стены, белый потолок и яркое свечение лампы надо мной. Мельтешащие люди в белых халатах вызывают тошноту из-за своих резких движений перед моими глазами.

— Все хорошо, Элла. Ты проснулась. Все хорошо, — слышу я тот же нежный голос, и вижу лицо обладательницы этого голоса.

Миссис Эванс. Мать Брук. Она работает хирургом в клинике Манхэттена. Подкрадывается осознание, что я сейчас лежу на больничной койке и только недавно эта добрая женщина боролась за мою жизнь.

— Пить, — хриплю я почти неслышно.

Во рту до невозможности пересохло, а в горле будто распласталась великая пустыня Сахара.

Миссис Эванс осторожно приподнимает мою голову и подносит к губам стакан такой желанной воды. Как только прохладная жидкость касается моих губ, я с жадностью начинаю глотать ее, не обращая внимания на то, что половина вливается на мою шею.

Женщина заботливо обтерла полотенцем участки моей кожи, куда попала вода.

Я пыталась пошевелиться, чувствуя, как отекло все тело. Это было очень плохой идеей. Острая боль в голове мгновенно парализовала меня, и я сморщилась, шипя.

— Тише, милая. Еще рано вставать, — мягко настояла миссис Эванс, слегка надавливая на мое плечо, и я расслабилась, жмурясь отгоняя мучительную боль в голове.

Открыв медленно глаза, я теперь боялась даже пальцем пошевелить, не намереваясь больше ощущать ту тугую боль, которую я получила несколько секунд назад. Осмотревшись, я заметила, что все остальные люди в белых халатах покинули помещение и со мной осталась только миссис Эванс.