Н-да. Судя по всему, Ефим все же побежал оценить именно целостность самой выработки, а не инструмента. Жадный мужичок. И хотя сам собирался временно обосноваться на участке какого-то там Клима, никаких сомнений: обнаружь он нечто подобное здесь, и визга было бы до небес.

Надежно причалив «Карася», Петр пошел осмотреться. На берегу в пределах видимости располагалась избушка старателей. Прямо сказать, ни размерами, ни обстановкой она не впечатляла. Только и того, что умещалось четыре лежака в два яруса и столик посередине. Впрочем, чему тут удивляться. Артельщики сюда забрались работать, а не на отдых. Так что об удобствах тут никто и не думал. Очаг был сложен под навесом, где также имелись стол и скамьи. Для хранения припасов был оборудован крытый лабаз.

Впрочем, ситуация с отсутствием удобств Петра ничуть не расстроила. В его планы изначально не входило проживать в одном помещении с артельщиками. Даром, что ли, он обустраивал на «Карасе» жилую каюту и камбуз? А какое житье будет у старателей, ему было как-то параллельно.

– Кузьма Андреевич, а как тут с банькой? Или моетесь как придется?

– Есть банька. Шагов пятьсот вот по этой стежке. Мы ее вскладчину с соседями поставили. Русскому человеку без бани никак нельзя, – огладив окладистую бороду, степенно ответил артельщик.

Хм. Вообще-то зря поинтересовался. Если их банька сродни жилой избушке, то ну ее к ляду, такую помывку. Может, оттуда и выйдешь чистым, но уж точно удовольствия не получишь. Наверняка там все прелым духом пропиталось.

Так что Петр лучше устроит летний душ. Специально под это дело приготовил железную бочку. В крайнем случае воду можно будет и нагреть, благо с емкостью проблем нет. Пожалуй, так и сделает. Вот у сосны как раз и поставит душевую кабинку. Здесь солнца будет достаточно. За день они ее с Митей смастерят. А там кто знает, вдруг и артельщики помогут.

– Ну что, неугомонный, глянул? – поинтересовался Андреевич у Ефима, когда тот, тяжело дыша, прибежал к избушке.

– Не было никого, – не без удовлетворения произнес мужик.

– Андреич, в сараюшке порядок, – сообщил появившийся из-за угла Егор, мужик среднего роста и крепкого сложения.

Оказывается, там имелось небольшое помещение, где старатели оставляли на хранение свой инструмент. Вот Егор его и проверил. Илья, самый молодой, ему лет тридцать пять, сразу же начал приводить в порядок избушку. Угу. На фоне этого беготня Ефима в штольню выглядела как-то не очень. Да что уж там: прямо сказать, тревожный выходит звоночек. Нехороший. Случись, и к этому жадному крысенышу спиной лучше не оборачиваться.

– Ладно, мужики, давайте разгружать «Карася», – предложил Петр.

– А чего разгружать-то? – тут же встрепенулся Ефим. – Сидоры с вещичками снесли, а припас пускай там остается.

– Так не пойдет, мужики, – покачав головой, возразил Петр. – Мало ли как оно обернется. Хлебнет мой «Карась» водички или прохудится под дождем – со своей бедой я разберусь. А как ваш припас пострадает, мне же придется его восстанавливать, потому как не уберег. А я и без того в убыток себе сюда пришлепал.

– Да понятно все, Петр, – подняв руку, успокоил его Кузьма Андреевич. – То в Ефиме его природная лень вошкается. Он, вишь, помнит, что в конце прошлого сезона крыша лабаза начала подтекать, а ремонтировать его не очень-то ему и хочется.

– А чего ремонтировать-то, коли есть где хранить припас? – не сдавался Ефим.

– Денек еще полежит, но завтра к обеду выгрузите, – стараясь, чтобы слова его звучали без вызова и обиды, твердо произнес Петр.

Пусть у артельщиков хоть трижды все будет общим, на Петра и Митю это не распространяется. На то есть уговор. И даже если старатели сейчас захотят его пересмотреть, Петр этого делать не станет. Нет смысла. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь…

Н-да-а. Вот где правда, там правда. Тяжек труд старателя. А еще опасен. И дело тут вовсе не в бандитах или медведях. Куда опаснее та же банальная простуда, заработать которую тут можно очень даже легко. А то как же. Ведь приходится все время возиться в воде. И пусть Петр озаботился непромокаемой одеждой, это всех проблем не решало. Беречь себя нужно пуще глаза. С антибиотиками тут полная засада.

Мало того, еще одна трудность появилась. Уже к концу первого рабочего дня у Петра болело все – поясница, руки, колени. Пальцы вообще едва ли не стерлись до мяса. Во всяком случае, папиллярные узоры только и того, что угадывались, а кожа стала ну очень чувствительной, словно он хорошо потрудился пемзой. Поэтому он в первый же вечер при свете керосинки принялся мастерить себе рабочие перчатки, благо имелся запас разнообразной ветоши.