– Что мне докладывать? Где полк? Я зачем сюда приехал? – распалился не на шутку маршал.

Чувствуя, что тоже начинаю закипать, я уже более твердо и решительно, независимо от того, слушает меня Андрей Антонович или нет, стал громко чеканить:

– Докладываю, товарищ министр обороны: вы мне приказали на аэродроме в Мукачево, чтобы к вашему прилету во Львов на танковой директрисе были сосредоточены все офицеры и командиры танков танкового полка 24-й Железной мотострелковой дивизии. Что и выполнено. Для стрельбы приготовлены танки учебно-боевой группы – это мое решение.

– Какие могут быть учебные танки, если к вам приехал министр? – не унимался маршал.

– Сейчас все это поправим. Через тридцать минут весь полк будет на полигоне.

А.А. Гречко отвернулся от меня, отошел со своим генералом к противоположному окну и начал «чистить» уже его. Тем временем я звоню в полк, отдаю приказ начальнику штаба – поднять по тревоге весь полк и через 20 минут построить его на танковой директрисе. Начштаба приступил к действиям. Командира полка посылаю на газике с полигона в полк – для гарантии, чтобы ускорить дело и лично привести его на полигон. Генерала Абашина направляю на площадку проверки боя оружия – организовать выверку прицельных приспособлений каждого танка перед тем, как его выпускать на боевую стрельбу (у нас в округе на каждом полигоне, артиллерийской и танковой директрисах, на каждом стрельбище имелись такого типа контрольные участки для выверки и проверки боя оружия). Всех своих офицеров закрепил за каждым участковым направлением (а их шесть), поставил задачу проверить, обеспечить готовность участка и выпускать на стрельбу очередного только при полной готовности стреляющего и материальной части. Учитывая, что для подхода полка (точнее, его материальной части) еще потребуется определенное время, а учебно-боевая группа уже готова к «бою», да и офицеры штаба танкового полка могут уже выполнять упражнения, я обратился к министру обороны с просьбой начать стрельбу и добавил: – Офицеры управления и штаба полка, кроме командира, не имеют закрепленных танков, однако все без исключения независимо от профессии – техник, тыловик или химик – могут стрелять из танков. И навык такой имеют. Министр заинтересовался и дал разрешение. В первом заезде участвовало три танка. Экзамен в роли стреляющих держали: заместитель командира полка, заместитель командира по технической части и начальник тыла (в прошлом танкист). Руководил стрельбой первый заместитель начальника штаба полка. Стреляющие экипажи построились у танков, загрузили боеприпасы и по сигналу горниста через мощные динамики: «Попади, попади, попади» – бросились в танки, привели их в боевое положение, завели двигатели. Все выполнялось быстро, сноровисто, так как существовали определенные нормативы. Буквально через несколько секунд все три танка, фыркнув, выбросили из своих выхлопных труб сизый дымок, заработали двигатели, а еще через несколько секунд стреляющие доложили руководителю, что они готовы к стрельбе. Все это по системе громкоговорящей связи было отчетливо слышно у нас, на втором этаже вышки. Наконец руководитель дал команду: «Вперед!» – и все три танка почти одновременно двинулись с места. Началась стрельба. Танк должен пройти около 700 метров на второй передаче и за это время поразить две цели из пулемета и одну из орудия. Цели были появляющиеся и движущиеся. Время – весьма ограниченное. Упражнение – сложное. По нашему визуальному наблюдению нам показалось, что все цели поражены. Однако пульт зафиксировал другие показатели: один выполнил задание на четверку, два – на тройку. Радоваться было нечему. Хорошо, что хоть заместитель командира полка все-таки стрельнул на четверку. Хотелось, конечно, чтобы на пятерку – он как-никак отвечает в полку за боевую подготовку, но не слишком высокий результат можно списать на министра – каждый в его присутствии от перенапряжения вообще мог сорваться. Так что эта оценка была еще высокой. Мы переживали, а министр никак не комментировал результаты.

Тем временем у нас готовился следующий заезд стреляющих: заместитель командира по политчасти, парторг полка и секретарь комитета комсомола. В это время подошел полк. Его командир поднялся на вышку и доложил министру обороны, что полк в полном составе прибыл для выполнения стрельб штатными снарядами. Гречко приказал следующий заезд делать уже боевыми танками и по всем шести дорожкам. Было принято решение стрелять не всем трем батальонам сразу, а поочередно – батальон за батальоном.

Второй заезд привез нам одну пятерку – ее «завоевал» комсорг, который еще недавно был командиром танкового взвода, одну тройку – ею был отмечен замполит полка. Еще одна оценка была под сомнением: то ли поставят двойку, то ли дадут перестрелять. Дело в том, что во время стрельбы из орудия случилась осечка, о чем стреляющий доложил по радио на вышку. Руководитель приказал: снаряд, давший осечку, извлечь, орудие перезарядить и продолжать выполнять упражнение. Однако экстрактор снаряда не выбрасывал. Пришлось этому танку стрельбу прекратить и с заряженным орудием возвращаться вместе со всеми в исходное положение. Парторг оказался в подвешенном состоянии – между двойкой и перестрелом. Но руководитель сказал, что вопрос будет решен в конце всех стрельб, а сейчас «на старте» уже стоял первый заезд на штатных машинах.

Экипажи этого заезда действовали эффектно, но «привезли» двойку, три тройки и две четверки. Причем двойку привез командир танковой роты, который всегда стрелял только отлично. Оказалось, что экипажи не успели «прогнать» через площадки контроля стрельбы и его танк, и весь заезд, то есть все шесть танков. Прицельные приспособления лично на его танке были сбиты, что нам чести не делало – в парке стоянки машин танки должны быть в полной боевой готовности, в том числе с выверенными прицельными линиями. В общем, первый заезд на боевых машинах – и первая двойка…

Министр обороны посмотрел следующий заезд. Результаты были получше: одна пятерка, одна тройка и четыре четверки. Уже темнело. Гречко приказал перейти на ночные стрельбы и к утру доложить ему результаты. После чего, забрав Алексеева, Сидорова и меня, отправился прямо на аэродром. Дело в том, что все это происходило в среду. А в четверг на заседании Политбюро ЦК должны были рассматриваться военные вопросы. Поэтому ему обязательно надо быть в Москве.

Мы все уместились в одной «Чайке». Сидоров – впереди, а Гречко с Алексеевым – сзади. Я сидел на откидном кресле перед Епишевым, так что мог вполоборота отвечать на вопросы министра. Вопросов ко мне было мало. Разговор шел в основном между Андреем Антоновичем и Николаем Николаевичем по проблемам, которые завтра будут затрагиваться на Политбюро. Как я понял, Гречко сокрушался о том, что Устинов – секретарь ЦК КПСС, отвечающий за военно-промышленный комплекс, – хотел «протянуть» на заседании новый вид ракеты, а Гречко был против приобретения Вооруженными Силами еще одной разновидности этого оружия. Он стоял на том, чтобы совершенствовать существующие – и расходов меньше, и оборона гарантированная. Алексеев обосновывал эту позицию министра. На аэродроме нас встречали Кутахов и Епишев, которые вместе с членом Военного совета округа Фомичевым уехали с полигона раньше – с целью заехать в Железную дивизию и познакомиться, как она устроена. У трапа перед отлетом министр обороны вдруг задает мне вопрос: – А что сейчас намерен делать командующий? – Когда я буду убежден в том, что ваш самолет взял курс именно на Москву, позвоню в Генштаб и доложу о вашем вылете. Затем вернусь на полигон и пробуду там до полного окончания стрельб. Завтра утром доложу вам результаты. – Правильное решение. Мы попрощались, и министр обороны улетел. Возвращаясь на полигон, я думал о министре, его методах, его неповторимых способностях всегда схватить главное, принципиальное. Если же вдруг начнет муссировать какой-то частный вопрос, то лишь для того, чтобы повлиять на обстановку в целом. Так было, например, когда командир танковой роты стрельнул плохо. – Вы представляете – это главный учитель и основной воспитатель всего личного состава роты! Он претворяет теорию в практику и, наоборот, дает теории пищу для развития. И этот главнейший из главных вдруг на глазах подчиненных из божества превращается в нуль! Кто в этом виноват? Не только он сам, но и командир полка, командир дивизии, которые обязаны буквально лелеять ротных. Да и командующий тоже повинен – он обязан постоянно следить, создают ли эти начальники ротному благоприятные условия для работы, службы и жизни. Предположим, что ротный действительно стреляет, как мне доложили, только на отлично, а оружие на его танке не выверено. Значит, в мирное время это в потенциале – двойка, и он просто не имеет морального права обучать. А в военное время – это погибель! Рота в бою осталась без командира – это очень большая потеря, а ведь у нас в каждом полку есть целая служба артиллерийского вооружения, которая обязана, помимо поставок, ремонта и контроля за правильным хранением вооружения, следить, чтобы оно было выверено и пристреляно. Если это не сделано – надо потребовать. И в таком духе он, казалось бы, по частному факту читал целую лекцию, которая не просто остается в памяти, но и, конечно, подталкивает к активным практическим действиям. Плеяда полководцев типа Жукова, Василевского, Тимошенко, Малиновского, Гречко, которые в разное время были министрами обороны СССР, оказала значительное влияние на строительство и развитие Вооруженных Сил. Она была воспитана Сталиным, и тоже таким же методом. Естественно, если человек тупой, как пуговица, то будь у него педагогом хоть Петр Великий, Карл Маркс, Михаил Ломоносов или Циолковский, а не только Сталин, – все равно ничего не сдвинется. Но в том-то и дело, что Сталин подбирал такие личности, которые в перспективе могли быть и министрами. Ведь Гречко уже в 1945 году, сразу после войны, стал командовать одним из основных объединений – Киевским военным округом. В год смерти Сталина был назначен Главнокомандующим Группой Советских войск в Германии, а вскоре – Главнокомандующим Сухопутными войсками – заместителем министра обороны.

Возможно, читатель упрекнет меня за то, что я частенько возвращаюсь к Сталину. Но он действительно этого заслужил. Ведь он и своих соратников, и полководцев приучил мыслить «по-сталински» – масштабно и глубоко, предвидя последствия на многие годы вперед, маневрируя, исходя из складывающейся обстановки. Взять, к примеру, хотя бы заключительный период Великой Отечественной войны.

Мы вышли на государственную границу с Германией. Вот она, зловещая страна, которая принесла столько горя и страданий нашему народу. Немецкие полчища разрушили наши города и села, разграбили общенародное достояние, национальные святыни и ценности. Погибли миллионы ни в чем не повинных людей. Неспроста перу Ильи Эренбурга принадлежит грозная фраза: «Папа, убей немца!» Это поднимало людей на борьбу с фашистскими захватчиками. Да и призыв: «Воин, отомсти за свою Родину!» – тоже имел мощную движущую силу.

Казалось бы, Сталин мог сказать: «Воин, помни, что сделал немец на твоей земле и с твоим народом. Немец также должен поплатиться». И наши солдаты должны были крушить все на своем пути, не оставляя ничего живого и целого после себя. Имел советский солдат право на священную месть? Безусловно. Ну, а какие социально-политические последствия были бы у такой политики? Кем бы прослыл наш солдат в мире? И что этими действиями он мог бы вернуть советскому народу?

Понимая все это и глубоко предвидя развитие событий, Сталин накануне вступления на германскую землю говорит нашему народу, нашим воинам и народам всего мира: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается!» Этим самым он спас миллионы немецких жизней, сохранил огромные ценности Германии. Немцы должны быть вечно благодарны Сталину за этот мудрый и великодушный шаг. Но немцы молчали и молчат. Они и будут молчать.

А почему мы об этом молчим? Тем самым мы глупо выглядим. Глупцами были, когда поверили Хрущеву, что необходимо, так сказать, разоблачение культа личности Сталина, а потом эта глупость по инерции пошла дальше. Вместо того чтобы опомниться и сказать, что с культом личности перегнули, руководители КПСС начали на разных этапах в разной степени обосновывать это решение. Таким образом, долгие десятилетия ничего положительного, сделанного Сталиным, не упоминалось. В общем, как в народе говорят: «Дурью маялись». Ведь каждый начальник имеет свой культ. Разумеется, своего масштаба. Но разные начальники по-разному относятся к авторитету, общественному весу, словом, к культу своей личности. Одни никаких специальных мер не предпринимают, их авторитет складывается из их поступков и действий. А другие искусственно накачивают свой «культ» посредством дешевого популизма. Хрущев, например, проводя свои неуемные эксперименты, явно хотел прослыть великим реформатором. Но, кроме ущерба государству и народу, ничего доброго не сделал. А вот Горбачев и Ельцин уже без экспериментов, без шараханья в крайности, без метода проб и ошибок, а целенаправленно, прямолинейно и неотступно вели страну к развалу и разрушению. Все процессы доводили до необратимости. Однако все свои геростратовы шаги сопровождали, а точнее, прикрывали вполне приличными лозунгами. Например, Горбачев кричал: «Нам надо больше социализма, гласности и демократии». Народ, конечно, воспринимал это как чистосердечное желание генсека, а потом уже и президента, а не как наглую ложь. А вот Ельцин уже сузил свой лозунг до одной демократии, отбросив гласность и социализм. В социализме он уже «видел» все беды народов, поэтому в одной из поездок в Западную Европу заявил, что «теперь уже не будет бродить призрак коммунизма по Европе». В этих словах, как в фокусе, были сосредоточены и холуйство перед Западом, и предательство своего народа, и измена тем идеалам, которым верил народ и благодаря чему народ избрал его президентом, и убожество в мышлении. Ведь можно расстрелять коммуниста, запретить и разогнать коммунистическую партию, закрыв ее газеты и журналы, лишить ее общественной трибуны, но нельзя убить идею – идея социализма и коммунизма будет вечно жить в умах и сердцах народов мира, как она жила и до этого… Так вот, ехал я на полигон и думал об А.А. Гречко. Да, это настоящий министр! Буквально за сутки он смог своей личной проверкой авиационного, мотострелкового и танкового полка по главным вопросам составить полную картину о состоянии дел в округе. И хоть танковые стрельбы меня пока огорчили, но хватка министра, конечно, достойна подражания. Его частная проверка совершенно никого не выбила из колеи программы, но стимулировала нас к более активным действиям, потребовала внесения поправок и дополнений в программу боевой учебы.

Надо заметить, что А.А. Гречко «поддерживал необходимый тонус» во всех Вооруженных Силах. А ведь представьте, какая это махина. Только в Сухопутных войсках 18 военных округов и групп войск, которые размещены от Германии до Чукотки, Камчатки и Сахалина, от Кольского полуострова, порта Тикси и острова Новая Земля до Кушки, Термеза и Даурии. Так это только Сухопутные войска! А еще четыре флота Военно-Морских Сил, а Ракетные войска стратегического назначения (несколько армий, и все разбросаны по всей стране), а округа и армии ПВО, а воздушные армии ВВС центрального подчинения! Свыше сотни военных училищ и военных академий, заводов, арсеналов, баз и складов, более миллиона человек военных строителей. А еще постоянные контакты и взаимодействие с КГБ, МВД и военно-промышленными комплексами.

И везде он должен успеть, все он должен знать, на все обязан влиять. А самое главное – обязан поддерживать Вооруженные Силы на высоком уровне готовности к действиям по защите Отечества. И он везде успевал и все делал превосходно, хотя ему уже перевалило за семьдесят!

На полигон я приехал, когда уже совсем стемнело. Началась ночная стрельба. Из полка отстрелялась приблизительно одна треть. Тянули уже на четверку, хотя и с трудом. Но стрельбы ночью – дело сложное, темнота, конечно, влияла на результаты, хотя личный состав и имел хорошие навыки в этом отношении. Успокаивало то, что в тылу и на фланге, где находилась площадка контрольных стрельб, проводились занятия с заездами по различным вариантам упражнений. И лишь после этого экипаж попадал на огневой рубеж.

Стрельбы продолжались до четырех часов утра. Все переживания закончились, когда подвели предварительный итог. Выполнение было высокое – 90 процентов. Однако отличных оценок было мало. Поэтому общая оценка вырисовывалась «хорошая». Для внезапной проверки, да еще силами министра обороны и с его личным участием – это результат был, конечно, приличный. И хоть внутри и подсасывало: «Можно было бы лучше», но и с такими показателями отчитаться было не стыдно.