— Я прокурор дивизии, — сказал командир, имеющий три шпалы, а это начальник особого отдела.

— Будьте добры, предъявите ваши документы, — продолжал в таком же спокойном тоне Борис.

Командиры пожали плечами, однако повиновались, тем более что после слов Алёшкина к ним с двух сторон подошли дежурный старшина и сопровождавшие его бойцы с винтовками на изготовку, да и Клименко расстегнул кобуру.

— Ну-ну, вы нас не перестреляйте ещё, вот наши документы, — сказал начальник особого отдела. — А вы, доктор, молодец, не то, что ваши подчинённые, сразу быка за рога берёте.

— Хорошо, — сказал Алёшкин, возвращая документы, и не обращая внимания на реплику начальника особого отдела. — Хорошо. Вот вы нам и поможете. Вас, товарищ прокурор, я попрошу, соберите всех ходячих раненых, постройте их, старшина Ерофеев вам помогать будет, и вместе с ними пешим порядком отправляйтесь в сторону Пюхляярве, где должны стоять госпитали. А вас, товарищ начальник особого отдела, попрошу помочь нашему старшине Красавину, который должен заворачивать любой транспорт, чтобы загружать его ранеными. Ваше звание и положение здесь может большую роль сыграть. Да, товарищ прокурор, разрешите, в вашу машину мы погрузим троих раненых и отправим её вперёд, у меня здесь лежит несколько старших командиров из полков, их надо скорее эвакуировать.

Прокурор и начальник особого отдела растерялись от слов и тона Алёшкина. Эти команды были так неожиданны и так не соответствовали их положению в дивизии, что они не успели ни возмутиться, ни возразить. А тем временем Сангородский уже усадил в их машину троих раненых командиров. Шофёр выскочил из неё и бросился к прокурору, тот только рукой махнул, мол, ладно уж.

— Товарищ Клименко, торопитесь, свёртывайте наше хозяйство. Да пришлите ко мне Пальченко! А меня, товарищи, извините, вон из операционной сестра второй раз уже выглядывает, значит, раненый на столе, — и Борис отправился к операционной палатке.

— Ну и комроты у вас! — пробормотал начальник особого отдела.

— Где там ваш Красавин? Пойду, что ли, к нему…

Пальченко явился к Алёшкину, мывшему руки, через несколько минут.

— Вот что, товарищ Пальченко, видно, дело наше плохо, — сказал Борис вполголоса. — Берите все машины и грузите на них раненых, которые не смогут идти сами, грузите до предела, так, чтобы забрать всех. Видно, на транспорт из армии надеяться не приходится… И вместе с ними отправляйтесь на госпитальную базу.

— А как же имущество? Люди? — спросил Пальченко.

— Это будет завысить от вас… Чем быстрее вы сумеете вернуться сюда, конечно, со всеми машинами, тем больше шансов на то, что мы всё вывезем, понятно? Ну, идите, выполняйте, это приказ!

Вскоре прокурор дивизии во главе отряда раненых численностью около трёхсот человек шагал по шоссе, останавливал каждую попутную машину и подводу, догонявшую их, и втискивал в неё по два-три человека наиболее ослабевших. Стараниями начальника особого отдела, завернувшего с десяток грузовиков, и Пальченко, освободившего все машины медсанбата, часа через полтора все раненые были погружены. В эти же машины Борис приказал посадить Сангородского, Крумм, Бегинсона, Дуркова, Скворец, Криворучко и некоторых других. К тому времени оставшиеся раненые были обработаны. Алёшкин попросил начальника особого отдела сесть в одну из машин, чтобы помочь Пальченко быстрее освободиться от раненых. Тот пожал Борису руку и только сказал:

— Есть, доктор.

Вскоре после того, как ушла последняя машина, в медсанбат зашёл старший лейтенант в форме пограничника:

— Что вы тут делаете? — изумлённо спросил он. — Сейчас пройдут последние ваши части, артиллерийский полк. Дальше нет никого, кроме нашего отряда, скоро и мы отходим. Мне приказано вот на этой просеке и канаве организовать оборонительный рубеж, чтобы наше подразделение дало возможность отойти последней оставшейся артиллерии. И вдруг вы! Ведь через каких-нибудь три-четыре часа здесь фашистские мины будут рваться, а часов через 6–7 и сами финны с немцами придут! Что вы медлите?! Где ваши машины?

— Ладно, лейтенант, — устало ответил Борис, — ты не шуми, что-нибудь придумаем.

Лейтенант махнул рукой и, сопровождаемый своими бойцами, направился к канаве и протекавшему ручейку. Скоро откуда-то из леса к нему присоединилось ещё около сотни пограничников. Вдоль канавы и русла ручья замелькали сапёрные лопаты и полетели комья земли.

А между тем усилиями санитаров, медсестёр и оставшихся врачей под деятельным руководством Клименко все палатки были свёрнуты и скатаны в огромные узлы, были собраны и укладки. Всё это лежало пока на тех местах, где до этого стояло. Алёшкин подошёл к Клименко и, отведя его в сторону, сказал: