Волновался он за себя и потому, что был беспартийным — не просто беспартийным, а исключённым из партии, которому могли не доверить не только работу в медсанбате, но и в полку, могли послать в санчасть какого-нибудь тылового подразделения вроде хлебозавода или тому подобного, где уж и вовсе никаких хирургических дел не бывало.

Беспокоился он, хоть, по правде сказать, не особенно сильно, и за Таю. Ему почему-то хотелось, чтобы она оказалась в медсанбате или, по крайней мере, вместе с ним. Так что, как видим, причины для волнений у него были.

Когда в палатке начсандива он подошёл к грубо сколоченному из неструганных досок столу, за которым на скамейке с ножками, вбитыми прямо в землю, сидели уже знакомый нам адъютант — младший лейтенант Скуратов, начальник санитарной службы дивизии Исаченко и командир медсанбата Краснопеев, то почувствовал себя далеко не блестяще. Увидев вошедшего, Скуратов покопался в лежавшей перед ним куче бумаг и передал одну из них единственному человеку с тремя шпалами в петлице. Как понял Борис, это и был начсандив. Подойдя к столу, Борис остановился и приняв положение «смирно», стараясь унять неизвестно откуда появившуюся дрожь левой ноги, довольно чётко и ясно отрапортовал, глядя на начальника санитарной службы:

— Старший лейтенант Алёшкин по вашему вызову прибыл.

Тот недоумённо взглянул на Скуратова, затем на Бориса и спросил:

— Вы врач?

— Да. Врач, хирург, товарищ военврач первого ранга, — заверил Борис.

— А почему старший лейтенант?

— Служил в армии до мединститута, а после окончания его нового звания ещё получить не успел.

— Значит, в прошлом строевой командир, — уточнил начсандив, — ну и отлично. Вот его и надо назначить старшим врачом 41-го полка, правда ведь? — обернулся он к Краснопееву и Скуратову.

Но у тех мнение, видимо, было иным, потому что они пригнулись к начсандиву и быстро что-то ему зашептали. Тот полистал дело Бориса Яковлевича, прочёл его анкету и вновь спросил:

— Вы, товарищ Алёшкин, в прошлом году окончили курсы усовершенствования хирургов? Документы об этом при вас?

— Да, — ответил Борис.

Во время совещания комиссии он покрылся от волнения потом, ему вдруг стало как-то всё безразлично, куда бы его не назначили, только бы скорей решили его судьбу. Хуже всего было стоять вот так, навытяжку, и находиться в неизвестности. Хотя предложение начсандива ему показалось даже и почётным, но он, заметив перешёптывания других членов комиссии, понимая, что полк ему могут не доверить, пришёл в совершенное смятение.

— Да, — повторил он, вынимая из кармана свой диплом, в котором лежала справка об окончании курсов усовершенствования, и протянул его начальнику санитарной дивизии.

Развернув документ, начсандив сказал:

— О, да вы к тому же ещё и отличник!

Затем усмехнувшись, добавил:

— Очевидно, мне придётся уступить. Раз вы в 1940 году окончили с отличием курсы сельских хирургов, где главным предметом была военно-полевая хирургия, то, очевидно, что вас готовили не на должность старшего врача полка. Ну что же, товарищ Скуратов, запишите его хирургом в операционно-перевязочный взвод, к товарищу Симоняку.

— Всё, товарищ Алёшкин. Зачисляем вас хирургом в медицинскую роту, в операционно-перевязочный взвод, останетесь в медсанбате. Как это совпадет с вашим желанием?