Открыв ящик квадратного деревянного комода в центре комнаты, я нахожу идеально сложенные белые майки. В другом ящике лежат идеально сложенные хлопчатобумажные трусы, как черные, так и белые. В третьей я нахожу черные футболки, тоже сложенные так, словно они выставлены на продажу в магазине.

Похоже, Деклан немного придирчив к выбору одежды.

Что просто фантастично, учитывая, что скоро все это будет залито кровью.

Я снимаю юбку, рубашку, жакет и трусики и натягиваю пару белых плавок. Они слишком большие и смотрятся на мне, как подгузники, но кого это сейчас волнует. Затем я снимаю с вешалки одну из его белых рубашек. Когда надеваю ее, она доходит мне до середины бедер. Закатываю рукава и как раз продеваю последнюю пуговицу в отверстие рядом с подолом, когда позади меня раздается голос.

— Чем это ты здесь занимаешься?

Сопротивляюсь инстинктивному желанию удивленно обернуться. Вместо этого я на мгновение останавливаюсь, затем оглядываюсь через плечо.

На Деклане один из тех одинаковых черных костюмов, каких полно в его коллекции. Он прислоняется плечом к дверному косяку. Его большие руки сложены на груди. Выражение у него настороженное. У него прекрасные, бесконечно голубые глаза.

— Я в курсе, что у тебя не такая острая память, потому что ты уже старперышко, поэтому смею напомнить тебе, что не разговариваю с тобой.

Деклан задерживает на мне взгляд ровно настолько, чтобы заставить мое сердце замереть, прежде чем ответить:

— А я напомню тебе, что ты здесь не главная.

Разве?

Деклан, должно быть, видит, как эта мысль проносится у меня в голове, потому что выражение его лица мрачнеет. Раскинув руки, он шагает ко мне. Я не двигаюсь с места, когда он приближается. Не доставлю ему такого удовольствия.

Он останавливается в шаге от меня, так близко, что я ощущаю его запах. Так близко, что вижу, что он не побрился и что его глаза налиты кровью, и что он измучен.

— Нет, это не так.

Мы стоим так мгновение, просто сверля друг друга взглядом, пока он не хватает меня за плечо и не разворачивает лицом к себе. Его взгляд скользит по моей фигуре, задерживаясь на накрашенных ногтях на ногах, скользит вверх по моим ногам, останавливаясь на подоле рубашки в том месте, где он соприкасается с моими обнаженными бедрами.

Деклан облизывает губы. Мое сердце пропускает еще один удар. Потом еще один.

— На тебе моя рубашка. — Это утверждение, а не вопрос, поэтому я решаю, что оно не требует ответа.

После напряженной паузы Деклан поднимает руку и берет подол двумя пальцами. Он задумчиво потирает материал, на его челюсти двигается мускул. Температура в комнате снова скакнула. У меня вспотели ладони, как и подмышки, а жар, разливающийся по щекам, заставляет их гореть.

Понизив голос на октаву, Деклан спрашивает:

— Что у тебя под ней?